— В беседе Кридон упомянул о «других», — сказал я. — Честно говоря, я не совсем понял, что он имел в виду.
— Что ж ты не сказал об этом Кридону?
— Он не посчитал нужным развить эту тему. А мне все еще интересно.
— Глава клана говорит только то, что хочет сказать.
— Так ты знаешь что-нибудь о «других»?
— Это внутреннее дело скаари.
— Не совсем, — сказал я. — Кридон дал мне понять, что я тоже могу быть «другим».
Радж изумленно задрал брови. Геббер одарил меня еще одним взглядом, долгим и внимательным.
— Наверное, у него были на то основания, — сказал Геббер. — Мы мало знаем о «других», и мы не знаем о них самого главного — откуда они берутся. Они похожи на нас, но они — не мы. Когда они приходят, льется кровь. Обычно бывает так.
— А можно подробнее?
— Когда они приходят, меняется ход истории, — сказал Геббер. — Меняется в худшую сторону.
— Всегда?
— Всегда. Они провоцируют войны. Техногенные катастрофы. Каждый раз, когда к власти в клане приходит «другой», Гегемония оказывается отброшенной на десятилетия назад. Иногда и на столетия. Экономически и технологически. «Другие» — это наша Немезида.
— Немезида? — уточнил я. Не может быть, чтобы скаари использовал это имя.
— Отмщение. Кара.
А, это все-таки игры переводчика.
— Отмщение за что?
— Здесь существует множество мнений, — сказал Геббер. — Одни говорят, наши предки когда-то прогневали богов. Сверхразум, который жил в этой галактике до нас. Другие говорят, что это кара за слишком быстрый рост цивилизации.
— Люди развиваются быстрее, — заметил я.
— Тогда неудивительно, что они заполучили свою Немезиду, — сказал Геббер.
Теперь понятно, почему Кридон нас отпустил. Вовсе не из-за того, что события могут прийти за мной на его родную планету.
Он верит в то, что я «другой», а если я «другой», то я принесу людям катастрофу. Катастрофа, потрясшая Альянс, будет только на руку Гегемонии. Особенно когда война уже началась.
— Это какие-то детские страшилки, — сказал Радж. — Можно ли точно узнать, является ли этот юноша «другим»?
— Когда он повергнет ваш мир в хаос…
— Это станет очевидно, ага. А на ранней стадии? Вы же наверняка научились как-то их вычислять.
— Для этого у нас есть оракулы.
— Оракулы?
— С их помощью можно увидеть то, что недоступно обычным воинам.
— Это живые существа или какие-то устройства? — спросил я.
— Вы были на Кридоне и задаете мне такие вопросы?
— Они там, на Кридоне, были не слишком разговорчивы. Если бы они ответили, я бы не спрашивал у тебя.
— Оракулы живые. В каком-то смысле.
— А можно как-то попроще? — озвучил мою мысль Радж. — Живые или нет? Машины или ящеры? Сконструированы или рождены?
— Они живые. Но они не могут сражаться.
— А, — сказал Радж. — Теперь понятно. Всепобеждающий культ войны, а кто не может сражаться, тот практически и не живет. Удивительно, как вы до сих пор сохранились.
— Мой народ старше твоего на порядок.
— Вот это и удивляет, — заметил Радж.
— На Пекле есть оракулы? — поинтересовался я.
— Ты смеешься? Оракулы живут на внутренних планетах Гегемонии и никогда не покидают владения своего клана. Более того, свой оракул есть не у каждого клана Гегемонии.
— Ценные кадры, ага, — сказал Радж.
— Случается так, что клан, не имеющий оракула, обращается за помощью к другому. А некоторые даже торгуют услугами своих оракулов. — Хвост Геббера обрел форму вопросительного знака, что на языке жестов означало крайнюю степень презрения. — Кридон продавал услуги своего оракула людям.
— Людям? Откуда ты знаешь?
— Клан Кридона часто контактирует с людьми, — сказал Геббер. — Чаще любого другого из сильнейших. И слухи ходят самые разные. Некоторые подозревают, что Кридон был бы рад расправиться с кем-то из врагов человеческими руками.
— Ты этого, ясное дело, не одобряешь? — уточнил Радж.
— Воин должен сам убивать своих врагов.
— Вот такие принципиальные нынче контрабандисты, — констатировал Радж. — Скажи, а ничего страшного, что ты нам все это выбалтываешь?
— Эти сведения не являются секретными и не причинят вреда Гегемонии, — сказал Геббер. — Их можно узнать у любого скаари. Вы просто не спрашивали.
— О чем мы еще не спрашивали?
Геббер махнул хвостом параллельно полу. Эквивалент человеческого пожатия плечами.
— Как думаешь, когда Гегемония вступит в войну? — спросил Радж.
— Гегемония — это не единый кулак, — сказал Геббер. — Полагаю, слабые кланы будут первыми. Но они начнут боевые действия после того, как кто-то из сторон понесет большой ущерб. Чем дольше вы будете убивать друг друга без нас, тем это выгоднее кланам.
— Ну да, вот это как раз очевидно, — согласился Радж. — Джентльмены, вы хотите знать что-то еще? А то мне даже немного стыдно, что пришлось тащить сюда Геббера из-за таких пустяков.
— Скажи лучше, что тебе жалко топлива, которым ты заправил мои корабли.
— Не без этого, — согласился Радж.
— Я расскажу кое-что, о чем вы не спрашивали, — сказал Геббер. — Очень немногие скаари решаются оставить свои кланы, и еще меньше тех, кому удалось пережить последствия такого решения. Таких, как я, отступников можно по пальцам пересчитать, и за всеми пристально наблюдают ваши спецслужбы.
— Даже здесь? — спросил Радж.
— Даже здесь, — подтвердил Геббер. — Периодически кто-то выходит с нами на контакт и задает вопросы о Гегемонии. Полагаю, так они проверяют сведения, полученные из других источников. В прошлом году меня спрашивали о «других». Тогда я не придал этому особого значения, но сейчас вы тоже спросили, и я вспомнил.
— А кто спрашивал? Альянс, кленнонцы?
— Кто-то из СБА.
— Это любопытно, — сказал я. Не сотрудники ли генерала Визерса это были? Не удивлюсь, если так. — О чем еще они спрашивали?
— О многом. Например, их интересовало, не могут ли оракулы видеть будущее.
— А они могут?
— Дерево будущего не возникает из ниоткуда, — сказал Геббер. — Оно берет свои корни в прошлом, и оракул может сказать, в какую сторону будут повернуты ветки этого дерева.
— Шикарный ответ, — констатировал Радж. Впрочем, он бубнил себе под нос, и скаари не стал обращать на него внимания.
— Оракулы не могут видеть будущего только в одном случае — если рядом с ними оказывается «другой». Собственно, на этом и основан метод, по которому скаари их вычисляют.