Book.

– Тебя, наверное, мальчишки дразнят…

– Да, – сразу сказал Вася виновато, – они говорят, что я маменькин сынок!

Мы долго разговаривали, и я почувствовала, как трудно было ему, привыкнув к самостоятельности и к сознанию своей взрослости, звонить мне и отчитываться под насмешливыми взглядами одноклассников.

– Знаешь, ведь мы с тобой друг друга не поняли, – сказала я. – Я совсем не хотела, чтобы ты вел себя как маменькин сынок. Это я чувствую себя маленькой и беспомощной, когда беспокоюсь за близких мне людей. Я мучаюсь и очень-очень боюсь. А ты как взрослый и сильный мужчина избавляешь меня от страха, если звонишь.

Честное слово, с тех пор он не позвонил только один раз – когда в школе сломался телефон!

В этой истории мама вникла в трудное положение мальчика, который не хотел выглядеть «маменькиным сынком». Она догадалась об этом без его прямых слов. Такие догадки означают способность родителя «услышать» скрытые переживания ребенка и сказать о них. Это активное слушание на более глубоком уровне.

Еще один запоминающийся случай мы находим в книге американского психолога Ле Шан.

Когда праздник по случаю дня рождения Дэвида подходил к концу, его младший брат Питер начал вести себя чудовищно. Четырехлетнему малышу было тяжело пережить, что мать и отец сосредоточили все свое внимание на Дэвиде. Когда отец протянул ему стакан молока, Питер ударил его по руке и сказал: «Я не люблю тебя, уйди и оставь меня одного!».

Отец мог бы задать ему суровую трепку, сказать, что он гадкий мальчишка, и отправить в постель без ужина, но он поступил иначе: серьезно посмотрел на Питера, тот в ответ посмотрел на него широко раскрытыми глазами, потрясенный сам своим поведением. Затем он взял мальчика на руки и сказал:

– Бедный Питер, ты огорчен и рассержен. Давай пойдем в твою комнату и отдохнем.

Внутренний смысл агрессивного выпада мальчика был ровно противоположным его поведению: «Мне так нужна ваша любовь, и я так долго ее жду!» Отец услышал это «скрытое послание» и дал ребенку то, чего ему не хватало.

Когда родитель «слышит» скрытые переживания ребенка и деликатно сообщает ему об этом, он устанавливает с ним самый глубокий контакт.

За возникающими проблемами могут стоять и скрытые этические переживания ребенка, важные для формирования его личности.

Приведем разговор матери с десятилетним сыном.

– Мам, можно я пойду поиграть к Пете?

– Нет, уже поздно, через полчаса ложиться спать, а мы еще не ужинали.

– Ну, мам, я на немножко! Петя так ждет!

– Нет-нет, я же сказала, поздно!

– Ну, мамочка! Мне так нужно!

– Ты ведь знаешь, что упрашивать бесполезно.

– Знаю. Но что же мне делать, ведь я обещал!

Здесь для матери возникла проблема: мальчик обещал и беспокоится, что нарушит слово. К этому беспокойству надо отнестись со вниманием и уважением – ведь дело касается моральных переживаний сына. В результате мать сочла необходимым не настаивать тупо на своем, а продолжила разговор:

– Ты обещал, и тебе будет неудобно не сдержать слово.

– Ну да, конечно! Он ведь ждет!

– Вообще-то, ты прав, так оставлять дело нехорошо. Мне нравится, что ты об этом беспокоишься. Давай подумаем, как быть.

В последних фразах мать сделала несколько замечательных вещей: она показала, что слышит и понимает беспокойство сына, одобряет желание сдержать слово, и пригласила подумать на равных. Дальше обсуждались разные варианты: позвонить Пете, зайти к нему вместе и объяснить, договориться поиграть завтра… В целом разговор принял дружеский тон, и противостояние отпало. Почему? Потому что мальчик почувствовал понимание в важных для него вопросах. Итак, стоит помнить:

Уважение личных, морально-этических переживаний ребенка – одно из главных условий настоящего контакта с ним.

К такому пониманию обычно ведет практика углубленно активного слушания.

Следующий пример взят из книги Милтона Эриксона, которого можно назвать великим мастером контакта и психологической помощи. На его опыте учится уже не одно поколение психологов.

Это история о том, как Эриксон сумел поговорить с собственным сыном, попавшим в беду. Для нас она особенно ценна тем, что сопровождается комментариями самого автора.

Трехлетний Роберт упал с лестницы, рассек губы и вогнал передний зуб обратно в десну. Он истекал кровью и громко кричал от боли и страха. Мы с женой поспешили ему на помощь. Едва увидев, как он лежал на земле, рыдая, с полным крови ртом, можно было понять, что ситуация требует принятия срочных и правильных мер.

Никто из нас не попытался поднять его. Вместо этого, как только он сделал паузу, чтобы набрать в легкие воздуха для нового крика, я быстро сказал ему просто, твердо и с сочувствием: «Ужасно болит, Роберт. Тебе страшно больно». И сразу же, без малейших колебаний, мой сын понял, что я знаю, о чем говорю. Теперь он мог слушать меня и доверять мне, поскольку я продемонстрировал, что полностью понимаю его ситуацию.

Затем я сказал Роберту: «И это будет еще болеть». Сделав это простое утверждение, я выразил в словах его страх, и озвучил то, как он понимал свою ситуацию. Ведь в этот момент он знал, что впереди его ждут только страдания и боль.

Следующий шаг для него и для меня был очень важным. В тот момент, когда он сделал очередной вдох, я сказал: «И ты очень хочешь, чтобы перестало болеть». И снова мы находились в полном согласии, я оправдывал и даже поощрял его желание. Это было его желание, его настоятельная потребность.

Определив всю ситуацию таким образом, я мог теперь сказать то, чему можно было поверить. Это было такое внушение: «Может быть, оно скоро перестанет болеть, через минутку или две». Это предложение полностью согласовывалось с его собственными желаниями и потребностями и, поскольку оно предварялось словами «может быть», оно не противоречило его собственному пониманию ситуации. Таким образом, он мог принять эту идею и начать реагировать на нее.

Заметим, что Эриксон произнес всего пять фраз (для удобства они выделены мною), и каждая из них была ювелирно точной! Первые две фразы озвучили чувства ребенка. Причем, слова «очень больно» точно соответствовали переживанию мальчиком сильной боли. Третья фраза: «и это будет еще некоторое время болеть», углубляет контакт.