— Как долго?
— Объективно? Доли секунды, может быть, чуть дольше. В материальном мире тебя не станет почти сразу.
— Ну а субъективно?
— Субъективно это может быть целая вечность. Время там не имеет особого значения, по крайней мере до тех пор, пока ты не пытаешься приложить силы к материальному миру. Для всего остального мира твоя смерть, а точнее, смерть этого твоего тела, будет очень быстрой. Для тебя настоящего этот период может затянуться очень надолго. Я, кстати, не уверен, что это намного лучше.
— И что?
— И ничего. Я просто готовлю тебя к тому, что произойдет. Хотя, конечно, к такому и нельзя подготовить.
— Еще какие-то советы?
— Не наделай глупостей.
— До смерти или после? — Со стороны этот вопрос наверняка кажется особенно идиотским.
— В обоих случаях, — ухмыльнулся он.
Полковник СБА Джек Риттер умер через три недели после этого разговора.
В собственной постели, ночью. Вероятнее всего, во сне.
По крайней мере, утром, когда мы нашли его мертвым, его лицо выражало только спокойствие.
Умиротворенность.
Мне казалось, что я буду готов к этому, но черта с два. Напился, даже не став дожидаться вечера.
Дело не в том, что за короткое время Риттер стал моим другом. Другом он так и не стал, скорее, приятным собеседником, с которым можно скоротать время.
И не в том, что Феникс, возможно, был последним представителем моего вида и я нуждался в его советах.
Просто это странное существо, на пороге смерти вместившее в себя целых два разума, было одной из последних ниточек, связывающих меня с прошлым. Сейчас их уже почти не осталось.
Друзья, враги, просто знакомые… Все они умерли. Мне не было нужды жечь за собой мосты, мосты уже сгорели сами.
Словно кто-то подталкивал меня в спину, вынуждая пройти по тому пути, который я уже выбрал для себя сам.
Не было у меня никакого комплекса вины, о котором говорил Холден. Да и откуда бы ему взяться, если я до сих пор не считал себя регрессором? А в чем виноват Алекс Стоун? В том, что не остановил Визерса? Так его невозможно было остановить. В смерти Азима, в криоамнезии Киры?
Нет, мы все были взрослыми людьми, мы знали, на что шли, знали о риске…
Тогда почему меня так тянуло отправиться на Кридон?
Наверное, я чувствовал, что так будет правильнее всего. Во время нашего единственного разговора Кридон сравнил меня с пылью. Мне хотелось показать ему, что не стоит недооценивать пыль.
Кленнонцы закапывали своих покойников в землю, и поскольку Риттер перед смертью не выказал особых предпочтений по этому поводу, его похоронили на одном из военных кладбищ Кленнона. Реннер сказал, что это честь для землянина.
Если не считать священника, в последний путь Джека проводили всего трое. Я, Реннер и юный энсин Бигс, который пришел сюда скорее из уважения к нам, а не потому, что он хорошо знал покойного.
Священник произнес подобающие случаю слова и поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь из нас что-нибудь добавить. Я покачал головой.
— Он был солдатом, — сказал Реннер. — Он заслужил покой.
К стоянке флаеров мы шли в полном молчании.
Мы с Реннером разместились в салоне, а юный энсин Бигс уселся за управляющие джойстики и плавно поднял машину в воздух. С высоты кладбище выглядело как одно большое зеленое поле, засеянное белыми прямоугольниками надгробий, и напоминало нестандартной расцветки шахматную доску.
Кленнонцы появляются на свет из пробирок, зато уходят из этого мира по всем правилам.
— Наши кладбища кажутся вам архаизмом? — поинтересовался Реннер, правильно интерпретировав мой взгляд.
— Отчасти.
— Мы чтим традиции, — сказал Реннер. — Солдаты должны знать, что о них будут помнить и после смерти. Даже если кто-то погиб в космосе и не осталось ничего, что можно положить в гроб, мы все равно сооружаем символическое надгробие.
— Так ваша планета со временем превратится в одно большое кладбище, — сказал я.
— На Кленноне хоронят не всех, — сказал Реннер. — Только самых достойных.
— Для тех, кто отправится к скаари, тоже соорудят символические надгробия?
— Вы передумали или желаете обсудить дизайн собственного памятника?
— Не передумал, — сказал я. — Что же касается памятника, то мне все равно, как он будет выглядеть и будет ли он вообще.
Реннер пожал плечами. Очевидно, ему тоже было плевать на собственный памятник.
— Вы знаете, что я лично занимаюсь набором участников экспедиции? — спросил он.
— Знаю. — Всю последнюю неделю Реннер пропадал в генеральном штабе Империи, проводя собеседования с потенциальными камикадзе.
— Я получил результаты вашего медицинского обследования.
— Я в порядке.
— Тесты говорят об обратном. Вы быстро утомляетесь и далеки от пика своей физической формы. Ваш организм изношен. Медики не могут понять, является ли это последствиями неудачного выхода из криостазиса или вызвано чем-то еще.
— Это проблема? — поинтересовался я.
— Возможно.
— Она не помешала вам использовать меня на Леванте.
— Это совсем другое, — сказал Реннер. — Сейчас мы планируем боевую акцию, успех которой может зависеть от любой мелочи.
— Вы хотите оставить меня здесь?
— Не хочу, — сказал Реннер.
— И с боевой акцией, которую мы планируем, это никак не связано, — сказал я. — Или я ошибаюсь?
— Я не хочу рисковать, — сказал Реннер. — Пока существует хотя бы ничтожная вероятность, что вы можете оказаться Фениксом… я предпочел бы не выпускать вас из поля зрения до…
— До конца, — подсказал я. — Вы с кем-то делились своими подозрениями?
— Вы — герой, который помог нам уладить проблему с Калифатом, — сказал Реннер. — Вы собираетесь вместе с нами отправиться спасать Империю от скаари. Я не хотел бы вас ни в чем обвинять, не располагая доказательствами, более весомыми, чем чья-то докладная записка, обнаруженная в памяти генерала Визерса.
— Вам не позавидуешь, — сказал я.
— Да, — согласился Реннер. — Я вот думаю, если вы на самом деле являетесь Фениксом, что будет опаснее для нас? Взять вас с собой и, возможно, поставить под угрозу нашу акцию или оставить вас здесь, на нашей столичной планете, рядом с нашим императором.
— Дилемма, — сказал я. — А как бы вы поступили, если бы точно знали, что я — не Феникс?
— Скорее всего, оставил бы здесь.