Дед покачал головой:
— Да-а-а, все те же вопросы и пока ни одного внятного ответа.
Они помолчали. Молчание нарушил Виктор:
— А как это вас?..
Дед кивнул на экран:
— А вот он и снял. Мы тут начали подбираться к БЗЛ, нет, все обоснованно, он засветился в паре очень сомнительных трансфертов через Доминиканскую Республику по поводу евробондов середины девяностых и госдолга бывшего СССР, но тут меня предупредили, что в кадрах затребовали мое личное дело. Я, было, дал отбой, но куда уж… — Дед сокрушенно махнул рукой. Постышев понимающе кивнул. О том, что крупный финансовый холдинг, носящий несколько необычное название «Банк здравомыслящих людей», был создан в первую очередь для обслуживания проектов «Фонда Рюрика», было общеизвестно. И во многом именно по этой причине БЗЛ пользовался бешеной популярностью среди деловых людей. Близкая к стопроцентной эффективность использования денежных средств «Фондом Рюрика» в российских деловых кругах уже давно стала общим местом.
— Ну да ничего, Витя, теперь тебе будет полегче. — Дед кивнул в сторону экрана. — Раз Их Высочество рискнул-таки обозначить свои приоритеты в таком направлении, многие из тех, кто к нему ластился, теперь почуют, что под ними зашатались стулья. У них там наверху все должности уже на двадцать лет вперед расписаны, кто кем и при каком президенте будет. И им никаких перемен не надобно. Так что теперь многие под него рыть начнут…
Виктор был полностью согласен с Дедом. Все рассуждения о европейских кандидатах, при всей их правильности и убедительности, не имели никакого смысла, когда перед камерами сидел живой наследник, уже доказавший свой ум, талант, завоевавший сердца своим обаянием и, ко всему прочему, хоть и рожденный на чужбине, уже ставший своим, родным, русским.
Дед, насупившись, пробурчал:
— Да только, сдается мне, поздно спохватились…
— Привет, Фил, ты сегодня будешь играть?
Филипп пожал плечами:
— Не знаю. У меня завтра пересдача зачета по конституционному праву, а третий поток вроде как выставляет команду второго состава. Тоболяк и Чухна не играют. Так что, скорее всего, нет. Обойдутся без меня.
Ташка хмыкнула, крутанула мяч вокруг талии и, обдав его взглядом, от которого у него забегали иголочки по пояснице, лениво произнесла:
— Жаль, а я хотела посмотреть.
Филипп сконфуженно молчал. Ташка отвернулась и двинулась по коридору своей знаменитой кошачьей походкой, от которой у мужиков все вставало дыбом. Филипп вздохнул. Он знал, что Ташка еще та стерва и весь этот разговор состоялся только потому, что ей, по какой-то своей причине, понадобилось проинформировать окружающих, что она обратила на Филиппа свое высокое внимание. А на самом деле у него нет никаких шансов. Но как же она хороша… Филипп бросил последний взгляд в ту сторону, где исчезла эта кошка, но ее уже и след простыл. Он снова вздохнул и пошел туда, куда и направлялся, — в библиотеку. Угораздило же его, с его-то заурядной внешностью и природной застенчивостью, оказаться в одной группе с самой красивой девушкой курса.
Впрочем, это были те неудобства, которые можно было перетерпеть. А в остальном учеба в Терранском университете больше напоминала сказку. Не говоря о том, что для него, уроженца деревни Климовка, затерявшейся на задворках посконного липецкого захолустья, не было и в принципе не могло быть никаких шансов попасть в московский вуз. Да что там московский! Последние три года у них в школе не было ни математика, ни преподавателя истории, и эти предметы с грехом пополам давали все учителя по очереди. С соответствующим качеством. Так что ни о каком высшем образовании он и не думал. Он вообще ни о чем таком особо не думал. С работой в Климовке было туго, поэтому армия, в городах служащая этаким пугалом, для деревенских парней была хоть каким-то шансом вырваться из пьяного угара деревенской жизни с ее безысходностью, зацепиться в городе или остаться на сверхсрочную. Во всяком случае, все жизненные планы большинство деревенских пацанов относило на времена «после армии». Хотя, по правде говоря, большинство и не строило никаких планов…
Но однажды в их школе появилась какая-то проверяющая из района. А может, она не была проверяющей… но директор школы крутилась вокруг нее, как будто та была сильно важной персоной. И на следующий день классная сказала, чтобы он остался после уроков:
— С тобой хотят побеседовать, Филя, — Классной было уже далеко за шестьдесят, она была еще из того поколения деревенских учителей, которые пришли в школу по комсомольской путевке и навсегда сохранили отношение к своей профессии как к некоему виду жреческого служения, в котором сам факт принадлежности к этой касте, во-первых, уже ставит человека выше окружающих, а во-вторых, требует от него непременного самопожертвования. Поэтому все житейские проблемы, навалившиеся на учительское сословие, казалось, как-то проходили мимо нее, ничуть ее не затрагивая. К тому же эти ее убеждения неким магическим образом действовали и на окружающих, большинство из которых когда-то маячили перед ее лицом за школьными партами, и для нее не только все ученики были Филями, Сашеньками, Захарками, но также и учителя, и их родители, и начальник станции, и сам районный глава…
Говоря это, классная по своему обыкновению строго смотрела на Филиппа, но вдруг выражение ее лица смягчилось, и она ласково провела рукой по его волосам:
— Я не знаю, о чем точно будет разговор, но мне кажется, что у тебя, возможно, появится уникальная возможность, как бы это сказать, подняться на другой уровень. Насколько я поняла, эта женщина, с которой вы будете разговаривать, представляет какой-то новый вуз, созданный специально для того, чтобы дать возможность получить образование таким парням и девушкам из бедных семей, как ты. Не знаю уж, как они собираются вас учить, базы у вас совершенно никакой… но, насколько я поняла, этот новый вуз патронирует лично Его Высочество. А пока ни один из тех проектов, которые он брал под свой патронаж, меня не разочаровал. Так что, возможно, есть шанс…
На собеседование их собралось человек пятнадцать. Филипп не считал. Сначала решали какие-то тесты. Филя сумел ответить едва ли на четверть вопросов. Потом заполняли анкету. Дело шло к вечеру, и почти все уже нетерпеливо поерзывали на жестких сиденьях (еще бы — у всех дома полно забот, скотина, огороды, да и родители уже наверняка гадают, куда это запропастились их великовозрастные дети), когда проверяющая попросила всех выйти в коридор, а затем зайти еще раз, но уже по одному.
Филипп, как обычно, зашел последним. У всех нашлись какие-то неотложные дела, которые оказались гораздо важнее того, что висело на Филиппе. Так что когда он отворил дверь и, просунув голову в щель, несмело спросил: «Можно?» — за окном уже горели весенние звезды.
— Заходи, Филипп, садись. — Проверяющая показала на стул, стоящий рядом со столом, но не напротив, а как бы сбоку. Так что она и Филипп оказались не друг против друга, а рядом. Это было необычно. Но первый же вопрос тут же отвлек от размышлений о взаиморасположении стола и стульев.