Конечно, вышеизложенные рассуждения о языке не имеют отношения к сюжету данной главы, но они напрямую соотносятся с важнейшей для меня мыслью о ценности и даже уникальности собственного опыта на основе своих заболеваний для целителя (спрашивается, в каких бы еще условиях, кроме вышеизложенных, экстремальных мог бы я напрямую столкнуться с этими неведомыми для меня законами мышления и языка, о которых ни до, ни после этого не читал?).
И еще: не исключаю, что в реальной целительской работе данный факт одновременного существования различных потоков мышления может стать для определенных ситуаций базовым - речь идет о лечении путем введения пациента в транс.
Что же касается непосредственно сюжета, то вот эпизод, ради которого я и затеял эти воспоминания. После полной ревизии кишечника он полностью же перестал функционировать, отключились какие-то региональные руководящие центры, исчезла перистальтика, и лежала в распоротом и грубо зашитом чреве груда беспорядочно заброшенных туда кишок. Она лежала там, а я лежал в обширной палате для умирающих. Почему-то дневного света из той поры вспомнить не могу, только сплошную ночь и тусклые синие светильники. И белые ширмы, которые через каждые несколько часов ставили то около одной, то около другой кровати, а потом появлялись дюжие санитары в грязных халатах и переваливали оттуда негнущееся тело на каталку и увозили его ногами в дверь. А потом снова появлялась каталка и с нее на освободившееся место укладывали нового претендента на потусторонний мир. Конвейер работал неторопливо, но безостановочно.
Рядом со мной лежал плотный мужчина лет сорока. Почти все время у него дежурила донельзя растерянная жена: он никогда раньше ничем не болел, и жили они в достатке, пили и ели в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывали. Болезнь на него свалилась неожиданно, как кирпич с крыши: какая-то бурно развивающаяся разновидность онкологии (конечно, название его беды я не запомнил: чувства, направленные вовне, были притуплены, очевидно, из-за инстинкта самосохранения). Очень быстро он впал в полузабытье, принялся бредить, судорожно хватая жену за руки. Наконец, подобие сна смирило его, и жена, вконец выбившаяся из сил, отправилась домой хоть немного в течение этих безумных суток отдохнуть. Вскоре после ее ухода он очнулся и в страхе от одиночества, перед лицом близкой ледяной смерти, неминуемость которой ощутил, принялся метаться и непрерывно кричать: "Няня! Няня! Няня!..". Появилась санитарка, попыталась уложить и успокоить его, но он уже ничего не слышал. Вцепившись ей в руку, он только отчаянно и моляще кричал: "Няня!.. Няня!.. Няня!..". Это были его последние слова. Вскоре кровать огородили ширмой...
Вот ради этих слов, а точнее - ради определения чувств заболевшего человека я и привел данный, не забываемый уже десятилетиями эпизод, самый памятный из всех за то пребывание в преисподней ада. (Чтобы завершить автобиографический сюжет, скажу лишь, что кто-то из врачей придумал на четвертые сутки положить меня, еще живого, с мертвым животом, под мощный аппарат УВЧ, который в течение двух раз по минуте пробудил-таки к жизни центры кишечника, перистальтика включилась, кишки, после невероятного очищения, сами уложились согласно собственному штатному расписанию. На следующий день я перешел из своей мертвецкой в палату для обычных больных, а еще через четыре дня под расписку выписался домой: согнутый пополам из-за швов на животе, сбросивший мало не 20 кг, я должен был догонять свою студенческую группу в сдаче госэкзаменов. Еще через две недели я вышел на борцовский ковер, так как вечерами работал тренером по самбо, и мои подменщики резонно указали на то, сколько времени я проманкировал своими прямыми обязанностями... Да, молодость многое может, если не отправлять ее под откос).
"Няня!.. Няня!.. Няня!.." - этот крик, несущийся уже оттуда, есть сконцентрированный до огненного жжения символ просьбы, обращенной к врачевателю, есть мольба о помощи, об избавлении от страданий, о спасении, наконец, от смерти. Кого еще в таких обстоятельствах с подобной страстной силой может один человек умолять другого? Разве что господа Бога. Вот в этом все и дело! Для человека, даже не находящегося в состоянии шоковых болей, но попавшего в трудное, тяжелое положение со здоровьем, врачеватель является наместником Бога на Земле, ибо от него напрямую зависит сама жизнь. Но часто - даже чаще всего - страдающий человек пребывает в стрессовой ситуации, психика его находится в измененном состоянии, тем более страстно он верует в избавление от страданий, которое принесет ему врач.
Разумеется, я говорю о трудных случаях, не о какой-либо занозе в пальце, которую легко извлечь самостоятельно. И вот в этих-то напряженных, драматических, а подчас и трагических обстоятельствах врачеватель, который способен их изменить к лучшему, необходим даже самым сильным духовно людям. Более того, даже профессиональным целителям, попавшим в беду. Приведу достаточно выразительный случай. Один из сильных биоэнергетиков должен был перетерпеть относительно несложную операцию: необходимо было выдолбить корень зуба с гранулемой в нижней челюсти, чтобы не разрушать очень дорогой и красивый мост над ней. (Кстати говоря, гранулема эта была прямым следствием недобросовестной работы врача-протезиста, который осуществил свою ювелирную работу без предварительной санации всех навечно закрываемых им зубов).
Сама процедура долбежки зубов прошла на высоком профессиональном уровне, но случилось непредсказуемое: операционная была хорошо проветрена, а с ночи ударил сильный мороз, и операционный стол оказался достаточно охлажден. Тридцать-сорок минут пребывания на выстуженном ложе привели к тому, что у этого моего знакомого случилось жестокое воспаление мочевого пузыря с последующим повреждением механизма сдерживающего сфинктера уретры, которое неожиданно перешло и в аналогичное повреждение сдерживающего сфинктера прямой кишки - со всеми "вытекающими" последствиями, и далее - в полное отсутствие понимания того, откуда именно идут сигналы на импульсное опорожнение - спереди или сзади. Все эти непрерывные позывы, осложненные возникшими геморроидальными болями, сопровождались нарастающими шоковыми воздействиями, направленными прямо на сердце. Вот тебе и несложная операция где-то вверху, на челюстях!.. И человек, сам исцеливший сотни и сотни больных, оказался в полной растерянности: шли дни, пошел счет на недели, а катастрофа лишь разрасталась. Как оказалось при встрече, он из-за болей напрочь забыл (человек - не компьютер) даже самые первые из эффективных собственных наработок по снятию болей, по энергетизации принимаемых жидкостей и т.д. Помощь, оказанная тогда ему мною, может быть, уступала по силе той, на которую был способен он сам для других в своем оптимальном качестве, но оказалась вполне достаточной, чтобы дурные процессы в его организме быстро и заметно пошли на убыль. Резюме: спасительная помощь бывает необходима подчас даже тому, что, по идее, весьма крепок, и он принимает ее с надеждой и благодарностью.
Далее речь о личности целителя пойдет по самому крупному счету, ибо врачуют больного далеко не одни только его ремесленно-технологические способы. При неприятии его индивидуальности больной может психологически замкнуться так плотно, так враждебно, что ни о каком лечении даже говорить уже не приходится. Воздействует вся аура личных качеств, но все умение, все собственно профессиональное мастерство врачевателя становятся для болящего "вещью для него", выражаясь философски, лишь после возникновения психологического доверия. Чтобы войти в дверь, надо прежде отомкнуть замок, и ключом является чувство симпатии, доверия к тому, в чьи руки отдаешь свое здоровье, в конечном счете - саму жизнь. (В этом месте я снова с гневом вспоминаю цитированное выше письмо В. Князевой о действиях тех врачей, к которым попали ее новорожденный Алеша и она сама, и чуть было не срывается с языка слово "коновалы", но я вовремя себя сдерживаю, ибо настоящий мастер-коновал перед своей жестокой, но необходимой работой всегда стремился огладить, подбодрить попавшего в его руки коня. В приводимых же эпизодах с людьми обращались бездушнее, чем с животными).