Вспоминается и Айджан Курманбеков: "Нет, баба, у меня для тебя нужной травки", - ведь это совсем иначе звучит, чем "неизлечимая опухоль у тебя". Не правда ли? Так говорил необразованный, но мудрый врачеватель в сложных случаях, и вспоминается по аналогии некий питерский "сене", возомнивший себя величайшим из великих целителей. Вызвал на сцену для демонстрации своего таланта молодого парня и стал вещать: "На сердце у тебя четыре пробоя. Как же ты еще живешь?.. Слушай дальше: левая почка еле дышит, правое легкое висит, как мешок, ну, а про позвоночник и говорить нечего. Энергия вообще на нуле. Ладно, сейчас будем тебя лечить. У меня, знаешь, какие методы? Десять профессоров пытались оспорить, всех положил на лопатки, всех опроверг! Ну держись!.." Что тут скажешь? Диагноз - точнее, самодиагноз, был поставлен однозначно: полная профнепригодность, безумно раздутое "эго", рядом с которым полностью должна потеряться ничтожная, с его точки зрения, личность пациента. А ведь не зря сказано: "Словом можно убить"...
В качестве филолога по изначальной своей профессии хочу именно в этом месте показать, как одно и то же понятие можно выразить по-разному применительно к конкретному обстоятельству. Можно сказать о человеке обидно: "Глупец". Можно мягче: "Звезд с неба не хватает". А можно и вовсе витиевато: "Над его домом звезды будут сиять всегда" (он их не схватит). Но ведь точно так же по-разному требуется подчас и оберечь, и похвалить, и поддержать...
Да, во многих случаях больной должен знать о себе всю правду, но тогда, когда вы можете сказать и "А" и "Б", когда вам без его напряженных, совместных с вами усилий, с болезнью не справиться. И кроме того, что значит - "всю правду"? На чем должен быть сделан акцент? Все зависит от конкретной психологии конкретного человека: одному следует сказать в общем: "Отлично, будем шлифовать-налаживать твой разбаланс", - а другому требуется уточнить до деталей, до построения системного графика порядок работы - моей и его, исходя из такого-то и такого-то состояния его здоровья. Одному нужен контекст мироздания, другому достаточно четкого ЦУ и опоры лишь на ваш авторитет, третьего надо выругать, чтобы мобилизовать его волю, четвертого надо похвалить - с той же целью, и т.д. и т.п. И во всех случаях пациент должен чувствовать, что за твоими действиями стоит любовь к нему: хоть строгая, хоть сентиментальная, хоть попустительская, хоть родственная, но -любовь, забота и сочувствие!
Вот и вся этика диагноста: помочь человеку убедиться в мысли, что вас с ним двое против одной болезни. Как помним, эта модель была сформулирована задолго до нашей эры. Она оказалась главенствующей во все тысячелетия нашей эры и, без сомнения, останется таковой и в следующей эре развития человечества.
Приступая к изложению этой, возможно основной главы данной книги, считаю необходимым предпослать ей короткую, но четко обозначенную преамбулу. Каждый постулат ее - парадоксален, но именно пока, ибо главный судья - это практика, а она полностью подтверждает то, о чем я буду говорить. Следовательно, дело лишь за временем, которое претворит эти тезисы в общепринятые правила.
Первое. Эффективность лечения человека в значительной степени зависит от того, насколько глубоко вошли в измененное состояние сознания и врач, и пациент. Что такое это измененное состояние сознания, и для чего оно необходимо? Начну с конкретного эпизода, который в моей биографии сыграл важную роль. Биоэнергетическими способами мне довелось убирать опухоль из мозга двенадцатилетней девочки Анастасии Н. Врачи сообщили ее родителям: "Опухоль расположена очень глубоко. Если делать операцию, то ребенок погибнет. Если не делать, тоже погибнет. Ищите свои пути." Какими- то способами они вышли на меня, убедили, гуманности ради, девочкой заняться. Так совпало, что в этот же период врачи с кафедры нейрохирургии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова присутствовали на опытах, осуществляемых в лаборатории теплофизики доктора технических наук Г.Н. Дульнева с целью проверки воздействия на реципиента, отделенного от меня металлическим экраном. От моей головы и от головы Ирины С. на общий дисплей были выведены датчики, и графики на экране однозначно показывали, что мозг девушки начинал работать синхронно с моим во время подачи мной тех или других мысленных сигналов, разумеется, неизвестных ей. Медиков, докт. мед. наук А.Н. Хлуновского и канд. мед. наук В.П. Кобрина этот опыт впечатлял, они предложили поработать для науки на их оборудовании в более сложном режиме. Я в ответ попросил проконтролировать мою работу с Настей (и двумя другими больными с аналогичными недугами). Таких подконтрольных сеансов летом 1993 года состоялось четыре, и я вижу их как реальное воплощение того лучезарного идеала, при котором работа целителя осуществляется солидарно и под наблюдением специалистов, а точные приборы регистрируют все нюансы его воздействия.
Колонки цифр, зигзаги графиков, цветные картинки на экране непрерывно отражали видоизменения в мозгу, передаваемые с 19 датчиков, прикрепленных к голове Насти. Для меня было поучительно узнать, что функциональные улучшения в процессе работы с ее мозгом начались задолго до того, как томограф зафиксировал уменьшение, а затем и исчезновение материального субстрата самой опухоли. Это означает, что накопление новой, положительной информации естественно предшествует ее конкретной реализации, что между первоначальным энергоинформационным толчком и воплощением, конкретизацией заданной программы располагается достаточно заметный (месяцы) временной отрезок. Однако об этом длительном процессе (Настю летом я поселил у себя на даче и работал с нею ежедневно) я рассказываю в данном случае исключительно ради удивительных трех минут: я предложил оператору зафиксировать на дисплее изменения в структуре функциональных данных после введения Насти в состояние транса. Виктор Пантелеймонович согласился, сознание девочки мною было особой командой отключено, и дальше я работал в обычном режиме посыла энергоинформационного сигнала с расстояния приблизительно три метра, после чего Настя была пробуждена. Расшифровка полученных графиков показала, что восстановление, улучшение нарушенных функций в течение тех трех минут, что была отключена "бетономешалка" сознания, совершалось с десятикратной, по крайней мере, интенсивностью по сравнению с периодом бодрствования!.. Таковы благодатные возможности работы напрямую с подсознанием, то есть с восстановлением автоматики, осуществляемым без искажающих и сдерживающих усилий бодрствующей мысли.
Состояние измененного сознания пациента - это область гораздо более широкая, чем введение в гипнотическое состояние, которое есть лишь один из частных случаев и которым я никогда не пользуюсь. Речь идет о состоянии отрешенности от суеты, о концентрации на главном, о трансе, границы которого располагаются в шкале от достаточно серьезного внимания к личности и словам целителя до полной отрешенности от всего остального мира, кроме его слов и поступков. Подобная концентрация приводит к значительному повышению эффекта исцеляющего воздействия. Когда некоему профессору-инфарктнику и большому скептику по отношению "ко всем этим чудесам" я, по его выбору, показал, как быстро можно убрать облако с горизонта, он полностью поверил и в мои действия на его сердце. Через месяц на этом сердце не осталось и следов бывшей тяжелой травмы. Так, например, Борис Аранович рассказал, что после яркой передачи о нем по финскому телевидению как о знаменитом целителе его личное оздоравливающее воздействие на пациентов-финнов во время индивидуальных сеансов заметно выросло.