– И это все? – спросил я.
– Читай между строк, – посоветовал Яковенко и опять почесал живот. – Если ФСБ рекомендует обратиться в ГРУ, значит, существуют какие-то закрытые данные. Я однажды сталкивался с подобным. На простых солдат обычно даже в ГРУ данные не хранят. А если сберегают, значит, это не простой солдат. ФСБ просто так переадресовывать не будет. Они, может быть, что-то и знают, но нам не скажут. Из этого я делаю вывод, что наш Вершинин – не простой солдат...
У меня от злости рука под гипсом начала по-сумасшедшему чесаться.
– Вася, короче, так... Гони Федю домой, только предупреди его конкретно, чтобы из квартиры носа не высовывал, по крайней мере дней пять. Скажи ему, что я очень милостив и даже подписку о невыезде с него не беру. Если выедет, найду под землей и в камеру засуну.
Федя на стуле перед моим столом заелозил. Хорошо хоть, машину не потребовал, чтобы его до дома отвезли.
– Сам бери Яркова, – продолжил я, – и мотай в эту компьютерную фирму. Все, что сможешь, накопай на господина Вершинина. Узнаешь номер мобильника, сразу сообщи, чтобы на «прослушку» ордер подготовили. И вообще все... Костя у нас со своим мычанием для работы не годится, поэтому посади кого-нибудь копать данные на бывшую жену Вершинина.
– Он все еще у нее зарегистрирован.
– Может быть, поддерживают отношения. Необходимо выставить пост во дворе, куда нас Федя возил проветриться. Синяя «Мазда» там едва ли появится, пусть самого Вершинина высматривают. Хотя он неброский и наверняка изменил имидж. И машину надо искать. В ГИБДД отношение отправь... Все, действуй!..
* * *
Мое героическое решение пойти к начальству и сдаться было продиктовано вполне прозаической причиной – без санкции начальника управления я не мог отправить запрос в ГРУ, поскольку сам чином для такой акции не вышел. А ответ на запрос был мне необходим. И не только для того, чтобы иметь данные на Романа Павловича Вершинина. А просто для подтверждения одной из моих версий. Если есть на него данные в ГРУ, хоть какие-то данные кроме служебных, когда он солдатом был, значит, он представляет интерес. Если данных не окажется и ГРУ ничего не сможет о нем сказать, значит, я слишком вольно подбираю и систематизирую факты, короче говоря, снежинку с неба готов за горную лавину принять.
Полковник встретил нас сочувственным взглядом.
– Очки можешь не снимать, – милостиво разрешил мне. – Я и так вижу. Садитесь... Как так получилось?
– Недооценили, товарищ полковник.
– Себя переоценили... – Бегемот любит сентенции. – Тем не менее что-то в деле не так идет... Мне уже звонили из ФСБ, интересовались.
– Из какого управления? – спросил я.
– Пока только из следственного. Они не твоим парнем интересовались, а ходом следствия по расстрелу машины.
– Вот и взяли бы дело себе, «по тяжести», – предложил Суглобов.
– Ну уж нет, – не согласился я. – Мне лично хочется хотя бы одним глазом в глаза этому Вершинину заглянуть.
– Я бы передал без проблем... – Бегемот словно не услышал мою реплику. – Но для этого нужен хотя бы один серьезный фигурант. Такой, чтобы дело можно было перевести из простых «особо тяжких» в более серьезную статью... Лучше всего в терроризм.
– Пострадали посторонние машины, товарищ полковник, – гнул свою линию Суглобов. – Это уже может косвенно на терроризм потянуть.
– Пока не тянет...
– И лучше бы, если бы не потянуло. – Я тоже упрямый и тоже свою линию гнуть умею.
– Ладно, план мероприятий мне представь, – распорядился полковник. – Подробно. Меня еще и городская прокуратура тормошит... Сначала обсудим, потом отправишь. Сейчас доложи, что имеешь...
Я рассказал в подробностях. В том числе и свою возможную версию о сотруднике спецслужб высказал. Полковник что-то в блокноте отмечал, быстро и размашисто.
– Следовательно, мне еще запрос в ГРУ отправить надо, – сообщил я.
– В ГРУ? Прямиком? – Бегемот сомневался.
– Вершинин служил там. Правда, солдатом. В ФСБ посоветовали запрос отправить. Если это их игры, они начнут нас путать. Если что-то откровенное дадут, будем считать, что моя версия несостоятельна, но их данные мы постараемся использовать.
– Составляй, я подпишу. Что еще предполагаешь сделать?
– Нельзя другую линию оставлять без внимания. Я пока займусь машиной, из которой расстреливали «Шкоду». Водитель, мне сказали, вместе с соседом по гаражу сидят у нас.
– Действуй!
Собраться мне было недолго, я еще не потерял былых навыков подъема по тревоге, когда офицер обязан быть готовым к любым действиям раньше, чем солдаты, а тем отводится на подъем по тревоге сорок пять секунд. Основная проблема, которая мысли занимала, – Берсерк. Вернее, эта проблема не сразу стала основной. Сначала проблемой была жена, которая, конечно же, воспротивится моей поездке. А своего любимого пса я хотел оставить с ней. Я почесал в раздумье затылок и решил, что жену вообще лучше не ставить в известность. Связь мы поддерживаем через мой мобильник. А городской аппарат не показывает местонахождение трубки сотового телефона. Пусть я даже на другой конец страны уеду, жена будет разговаривать со мной в полной уверенности, что я дышу свежим воздухом в деревне. Но тогда другой вопрос становится проблемным – Берсерк. Конечно, он привык к машине и ведет себя в дороге образцово-показательно. Но в такую дальнюю дорогу я никогда еще с ним не отправлялся, хотя, в принципе, и в дальней дороге страшного ничего нет. Даже с питанием проблем возникнуть не должно. Да, пес привык есть кашу или макароны с мясом или с колбасой. Но и просто от мяса или просто от колбасы, если нет возможности сварить кашу, тоже, естественно, не откажется. Он даже на простом хлебе перебьется. Алабай вообще такой пес, который легко приспосабливается к любым условиям существования и к любой пище. И я не увидел причины, чтобы отказать Берсерку в своем обществе. И помешать он мне не должен при любых обстоятельствах! А вот помочь очень даже может, если ситуация будет трудной.
Я решился...
– Собак, поедешь со мной? – естественно, мне необходимо было добровольное согласие самого Берсерка.
Обрубок хвоста сигнализировал, что он всегда к такому готов. Поездки пес любил, о чем говорили его горящие радостью глаза...
Таким образом, решившись, я просто проверил наградной пистолет и документы на оружие, хотя понимал, что их использование вовсе не является моей целью, но пригодиться всегда могут. Кроме того, что за спецназовец, даже отставной, если он не имеет с собой оружия...
* * *
Многие люди не любят ездить ночью, считая, что в темноте дорога опаснее, но я всегда придерживался другого мнения, причем прямо противоположного. В первую очередь потому, что служба в спецназе ГРУ приучила меня к такой работе. Ночь – это время спецназа, когда все органы чувств предельно обострены... «Дальнобойщиков» в этом смысле понять можно. У них светлое время – рабочий день, но между тем и отдыхать полагается, вот и останавливаются, чтобы на следующее утро за рулем чувствовать себя работоспособными. Но их ночной отдых только дороги нормальным автолюбителям освобождает, делает их более проезжими и безопасными. Не секрет, что дальнобойщики всегда утомлены больше, чем автолюбители, и засыпают за рулем гораздо чаще. И тогда они становятся угрозой не только для собственной жизни. Мне самому однажды удалось с трудом увернуться от тяжелого встречного «КамАЗа», водитель которого за рулем задремал и двигался посреди шоссе, прижимая меня к самой обочине. Я проскочил, а «КамАЗ» за моей спиной вылетел с дороги и поехал на боку по сырой пашне. Сам водитель, слава богу, не пострадал. Но ночная езда вызывала свои проблемы. У меня слегка барахлил дальний свет. Иногда включался сразу, иногда не хотел.