— Согласен, — ответил президент. — Перемены необходимы.
— Было бы хорошо начать работу прямо сейчас…
— К сожалению, у нас сохраняется проблема Косово…
Год назад проблемой была смерть Милошевича. Осенью — выборы. Теперь Косово. «Без Косово, — продолжал Тадич, — ситуация была бы гораздо легче».
В понедельник 5 февраля я по телефону беседовала с Олли Реном. «В среду я собираюсь вылететь в Белград и хочу узнать ваше мнение о ситуации, — сказал он. — Я считаю, что на этой неделе нам не следует делать публичных заявлений относительно того, чего мы ожидаем от Сербии. Но в частной обстановке мы должны детально обсудить все вопросы, чтобы достичь реального прогресса. В любом случае, Евросоюз не примет никакого решения по переговорам до назначения нового правительства. Нам нужны конкретные ориентиры, точные критерии оценки».
Рен спросил, может ли прокурорская служба оценить степень сотрудничества Белграда и составить список действий, которые Сербия должна осуществить до и после формирования нового правительства. «Конечно, — ответила я. — Значит, у Белграда есть месяц на то, чтобы доказать свою искреннюю готовность арестовать Младича. Для этого им всего лишь нужно расставить по нужным местам нужных людей… Но мы должны убедить Коштуницу арестовать Младича, потому что он может сделать это прямо сейчас. Тадичу потребуется месяц. Тадичу нужны новые структуры, новые люди и новые способы работы… Значит, вы должны оказывать давление на существующее правительство. Речь идет о репутации Евросоюза. Сейчас сотрудничество стало менее эффективным, чем было раньше. Коштуница вступил в программу «Партнерство ради мира» и знает о том, что переговоры вскоре возобновятся. Так зачем же ему что-то делать?»
Мы немедленно отправили Рену свою оценку нежелания Белграда сотрудничать с трибуналом, а также список действий по улучшению ситуации. Мы писали, что с октября 2006 года Белград практически перестал разыскивать обвиняемых. Кроме того, ухудшилась ситуация с доступом к документам и свидетелям. Последняя информация по розыску, полученная нами от белградских властей, относилась к 13 октября. «План действий» оказался мертворожденным проектом. Все больше обращений трибунала, в том числе и запрос на выдачу личного дела Ратко Младича, оставались без ответа. Прокурорская служба имела все основания полагать, что белградские власти в состоянии арестовать Младича и других обвиняемых, но не желают этого делать. Вплоть до марта 2006 года Белград не предоставлял никакой реальной информации о Младиче и его сторонниках. Сведения, которые могли бы помочь розыску, попросту игнорировались. Точно так же Белград не проявлял никакого желания арестовывать Радована Караджича.
Чтобы доказать свою готовность сотрудничать с трибуналом, новое правительство должно было осуществить значительные структурные и кадровые перестановки. В частности, Коштуница, все еще занимающий пост премьер-министра, а также министры внутренних дел, юстиции и обороны, а также руководители разведывательных служб не могут более восприниматься как заслуживающие доверия партнеры. Президент Тадич должен принять на себя личную ответственность за арест обвиняемых, заявить об этом публично и выделить средства для выполнения этой задачи. На оперативном уровне необходимо сформировать новую структуру с привлечением лучших кадров из гражданской и военной разведок. Эта структура должна подчиняться непосредственно президенту Тадичу и эффективно координировать свои действия с прокурорской службой Международного трибунала.
6 февраля мы встретились с министром иностранных дел Нидерландов Беном Ботом. Он подтвердил, что голландское правительство также получало информацию о том, что белградские власти могли арестовать Младича, но не сделали этого. Бот предупредил, чтобы мы готовились к дальнейшему давлению на трибунал с целью возобновления переговоров по стабилизации и ассоциации между Сербией и Евросоюзом. Он сказал, что ряд членов Евросоюза считает, что Сербия обязательно должна стать частью единой Европы, чтобы не попасть в сферу влияния Москвы. Подобная перспектива пугала страны Европы куда больше, чем неспособность арестовать нескольких военных преступников. По словам Бота, если Белграду и его сторонникам удастся протянуть еще полтора года, Сербия успешно выйдет сухой из воды.
Через день, 7 февраля, я начала переговоры со сторонниками Сербии в Евросоюзе. Моей первой остановкой был Мадрид. Несколькими неделями раньше я уже говорила испанским журналистам, что разочарована позицией Испании, которая безоговорочно поддерживала идею возобновления переговоров с Сербией. После этого интервью посол Испании в Нидерландах сообщил мне, что министр иностранных дел Мигель Анхель Моратинос был весьма раздражен моими замечаниями и собирался отменить встречу в Мадриде. Посол посоветовал мне не делать публичных заявлений до встречи.
Атмосфера в испанском министерстве иностранных дел была весьма напряженной. Мой помощник Жан-Даниэль Руш признался, что все время сидел на краешке стула, гадая, кто первым закончит разговор: или я потянусь за своей сумочкой от Луи Вуиттон, или Моратинос укажет мне на дверь. Я не могла не понимать, что тревога Мадрида относительно Сербии во многом объясняется сходством проблем: у Сербии с Косово, у Испании — со Страной басков.
Я коротко поблагодарила Испанию за поддержку, оказанную трибуналу, в частности, в деле аресте хорватского обвиняемого, Анте Готовины.
— Но, — продолжала я, — мы удивлены тем, что Испания, Италия, Венгрия и другие страны хотят возобновить переговоры с Сербией, хотя Белград не хочет сотрудничать с трибуналом. Удивлена я и тем, что мои публичные заявления вызывают ваше раздражение… Я — прокурор и совершенно независима. Странно, что испанский посол пришел ко мне и сообщил, что я рискую вызвать ваше неудовольствие. Это был шантаж, и мне это не понравилось…
— Мадам, — ответил Моратинос, — послу Испании нет необходимости прибегать к шантажу. Я, в свою очередь, удивлен тем, что вы, мадам дель Понте, стали оценивать позицию нашей страны, не приехав и не познакомившись с точкой зрения правительства. Мы с вами никогда не обсуждали этих вопросов… Насколько мне известно, вы не присутствовали на заседании совета, когда я излагал позицию нашей страны. Если вы уже сформировали свое мнение по этому вопросу, нам не было нужды встречаться… Мы хотим помочь вам, как помогли в деле с Хорватией. Вспомните, что Хорватия стала кандидатом [на вступление в Евросоюз] еще до того, как продемонстрировала полную готовность к сотрудничеству. Почему мы не можем так же отнестись к Сербии?
Моратинос заверил меня, что возобновление переговоров по стабилизации и ассоциации не означает, что Евросоюз прекратит требовать от Сербии более эффективного сотрудничества с трибуналом: «Нас никто не заставляет подписывать соглашения, если сотрудничества не будет. Мы говорим сербам, что они потеряли Черногорию, что они теряют Косово, и что они должны арестовать Младича. Но меня беспокоит стабильность этого региона. Мы должны подбодрить сербов, чтобы получить реальные результаты».
К этому моменту щеки Моратиноса уже пылали, голос стал громче, а жесты резче. Министр сказал, что Испания и другие страны хотели возобновить переговоры с Сербией: «Не без условий, но арест Младича не должен быть основным из них…»