Крга и Томич продолжали вести разговор в том же духе. Я спросила Кргу, отрицает ли он тот факт, что Младича видели в белградском ресторане «Милошев Конак» в день моего последнего приезда в Белград. В разговор вступил Гойович. Он начал рассказывать мне сказки о старинной балканской традиции «гайдуков», когда преступники, повстанцы и борцы за свободу скрывались в горах. «Младич может долгое время скрываться в горах, получая помощь от местного населения», — сказал он и добавил, что Младич не признает трибунал и непременно будет сопротивляться любым попыткам ареста.
«Платит ли армия разыскиваемым преступникам пенсию из военного социального фонда?» — спросил Лопес-Террес. Терзич и Гойович ответили, что эта информация не поможет найти обвиняемых, так как деньги перечисляются на счета через национальную почту, и их может получить любой, кто имеет доверенность. Потом они нагло солгали, заявив, что Младич не получает пенсии от югославской армии: ведь он, как и Винко Пандуревич, один из обвиняемых в преступлениях в Сребренице, — отставной офицер армии боснийских сербов.
Генералы сказали слишком много. Лопес Террес немедленно представил копию формального ответа югославской армии и министра иностранных дел Югославии о том, что армия выплачивает пенсию Пандуревичу. С каждой минутой атмосфера становилась все более холодной. Терзич отрицал тот факт, что после увольнения из армии боснийских сербов Пандуревич работал инструктором в военном училище югославской армии. Он пытался заставить нас поверить в то, что Пандуревич был всего лишь курсантом. Казалось, генералы не понимают разницы между доказуемыми фактами и миром фантазий, в котором они жили. Затем они попытались жаловаться на то, что ответы на требования трибунала о сотрудничестве дорого обходятся армии. Особенно велики, по их словам, были расходы на копирование документов. Жаль, что эти слова не были записаны на пленку, чтобы вся Югославия услышала, как ее генералы жалуются на дороговизну копирования документов. «Пресвятая Мадонна!», — подумала я. Через несколько минут генерал Крга прекратил этот идиотизм и закончил разговор. Но еще до ухода генералов я успела сообщить им, что рассчитываю на помощь югославской армии в поисках Младича.
На следующий день вся сербская пресса обрушилась на меня за то, что я вместе с генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном испортила Белграду прекрасный солнечный день.
Не стоит и говорить, что встреча с генералами не принесла ничего, кроме возможности пообщаться с людьми, возглавлявшими югославскую армию. Правительство было очень раздражено. Наши попытки получить стенограммы заседания Верховного совета обороны ни к чему не привели. 13 декабря 2002 года терпению пришел конец. Настало время привлекать судей. Джеффри Найс направил в судебную палату, занимающуюся делом Милошевича, запрос под номером 54 bis. Прокурорская служба требовала заставить белградское правительство предоставить эти и другие важные документы. Найс писал:
… широта и глубина материала и помощь, требуемая для решения ключевых проблем дела против Обвиняемого. Например, документы, хранящиеся в [Федеративной Республике Югославии] — в государственных архивах обязательно имеются доказательства участия политических, военных и полицейских органов Республики Сербия и [Федеративной Республики Югославии] в конфликтах в Косово, Хорватии и Боснии и Герцеговине. Более того, такие документы, как официальные приказы, доклады, военные и полицейские отчеты, стенограммы заседаний, заказы на поставки, инвентарные описи, платежные ведомости и корреспонденция могут стать важнейшими доказательствами в деле, которое затрагивает все уровни политической, военной и полицейской иерархии…
11 сентября 2002 года прокурорская служба информировала судебную палату, что нет никаких сомнений в том, что такие документы существуют и находятся в распоряжении властей [Федеративной Республики Югославии]. Нет никаких оправданий тому, что [Федеративная Республика Югославия] отказывается предоставить эти документы. Сообщаем также, что 27 ноября 2002 года советник министра иностранных дел и президент Национального совета по сотрудничеству с [трибуналом по бывшей Югославии] Владимир Джерич подтвердил существование ряда документов во время встречи с сотрудниками [прокурорской службы].
Найс также сообщал, что во время ноябрьской встречи Джерич сообщил прокурорской службе о том, что, хотя Федеративная Республика Югославия действительно располагает рядом запрашиваемых документов, прокурорская служба может их получить только в том случае, если согласится не обнародовать их публично. Джерич сказал, что подобные документы могут рассматриваться только на закрытых заседаниях. Он отметил, что прокурорская служба должна инициировать и поддержать просьбу о подобных мерах в отношении всех полученных документов, причем еще до того, как ей будет позволено ознакомиться с ними. Найс полагал, что обвинение может обеспечить такие меры в отношении отдельных документов в рамках рассмотрения определенных дел, но не должно брать на себя подобные обязательства в отношении всех документов. Такой подход противоречил бы основной цели трибунала, которая заключалась в открытом и прозрачном отправлении судопроизводства, и нарушал бы устои политики прокурорской службы.
Наш запрос вывел из себя министра иностранных дел Свилановича, так как содержание его переговоров с прокурорской службой стало достоянием публики. Кроме того, стало известно, что Белград скрывает стенограммы заседаний Верховного совета обороны, чтобы их содержание не стало известно Международному уголовному суду. В среду 18 декабря президент Совета безопасности ООН выпустил заявление о несоблюдении ряда резолюций. Это заявление призывало все государства и в первую очередь Федеративную республику Югославию в полном объеме сотрудничать с Международным трибуналом.
Свиланович с горечью заявил, что обвинения в адрес его страны несправедливы. Он в очередной раз попытался использовать сложившуюся обстановку, чтобы представить Сербию в роли невинной жертвы. Журналисту белградской газеты National Свиланович заявил, что трибунал — это петля на шее страны, серьезное препятствие на пути вступления в международные организации. «Без прояснения этой части нашего прошлого невозможно даже представить себе членство в Европейском Союзе», — заявил он. Впрочем, Свиланович продолжал лгать при каждом удобном случае. Он заявлял, что прокурорская служба требует неограниченного доступа ко всем архивам, хотя нам нужны были лишь документы Верховного совета обороны и другие документы подобного рода. Свиланович говорил о том, что сотрудничество с трибуналом никогда еще не складывалось настолько плохо. С плохо скрываемой мстительностью он посоветовал трибуналу оценить собственную работу и подумать о том, чего удалось достичь с помощью публичной критики в адрес Белграда.
Следующее публичное заявление о неудовлетворительном сотрудничестве Федеративной Республики Югославия с Международным трибуналом я сделала лишь 20 декабря. Я рассказала о том, что Свиланович отказался даже разговаривать со мной и заявил, что прокурорская служба «предала доверие белградских властей».
«Этого уже переходит все пределы, — сказала я, объясняя, что прокурорская служба располагает ограниченным временем для представления своих доказательств на каждом процессе. — Трудности в доступе к документам и свидетелям, с которыми прокурорская служба столкнулась в деле Милошевича, достигли такой степени, что ждать уже стало невозможно. Судебная палата должна быть проинформирована о возникших перед нами проблемах. Хочу повторить, что в условиях ограниченного времени, выделенного судебной палатой на конкретное дело, прокурорская служба должна иметь возможность представить в суде наиболее важных свидетелей и самые важные документы».