— Гляди мне, Фердыщенко! Сам понимаешь — мы все-таки охраняем объект чрезвычайной государственной важности! Чтобы у тебя тут не то что зверь — муха не пролетела!
Он довольный хмыкнул и бережно провел рукой по часам.
— Ладно. Чего они у тебя тут в шкафу будут пылиться? Я поставлю их у себя в кабинете на столе! Это же настоящий символ нашей великой страны! И с политической точки зрения совершенно неверно держать их в непотребном месте.
Видя, что полковник вытянулся во фронт, генерал только махнул рукой: «Свободен!» — и вышел в коридор.
Когда дверь за ним закрылась, Фердыщенко перевел дух, в сердцах швырнул тряпку, в которую были завернуты часы, подальше в угол и длинно витиевато выругался…
Прием в посольстве Израиля уже подходил к концу, когда к послу Фуксману потихоньку подошел пресс-секретарь и на ухо произнес:
— Сейчас подъедет зам главы кремлевской администрации Сырков. Он только что звонил мне. Но просил не афишировать его присутствие.
— Хорошо, — кивнул посол. — Дайте команду, чтобы приготовили малый зал. Как только он подъедет, проведите его туда и пригласите меня.
Минут через пятнадцать пресс-секретарь появился вновь и кивнул послу головой, давая понять, что гость прибыл.
Фуксман широко улыбнулся присутствующим и начал раскланиваться, давая понять, что прием окончен. Затем быстро пробежал в малый зал, где в большом мягком кресле уже уютно устроился прибывший кремлевский чиновник.
— Владилен Михайлович! Я рад приветствовать вас на территории нашего суверенного еврейского государства. Мне передавали вашу просьбу о возможности нашей встречи. И для меня большая честь, что вы здесь!
Посол сделал широкий жест рукой, показывая на накрытый стол.
— Может быть, вы желаете что-нибудь выпить или отведать?
— Нет, господин Фуксман, большое спасибо. Я приехал для того, чтобы с вами посоветоваться. — Сырков налил себе в стакан минеральной воды, сделал глоток и продолжил. — Как вы, наверное, знаете, у нас после бесланских событий в стране сложилась своеобразная политическая ситуация. Сегодня мы практически переходим к новой модели демократии. Я ее условно назвал так — управляемая демократия. Мы постараемся в ближайшее время свести вакханалию всевозможных выборов до минимума. Это называется укреплением вертикали власти. Мы знаем, — Сырков сделал небольшую паузу и в упор посмотрел на Фуксмана, — что и вы, и наши американские коллеги не приветствуете подобного рода шаги. Но для нас это — суровая необходимость…
Не дав ему договорить до конца, посол сделал упреждающий жест рукой и успокоил:
— Ну что вы, Владилен Михайлович! Мы-то, как раз, очень хорошо понимаем вашу нынешнюю ситуацию. Израиль уже много лет живет в состоянии фактической агрессии со стороны исламских экстремистов. Поэтому в таких условиях говорить о какой-то демократии — дело совершенно бесперспективное. Я вам скажу более того… — Он приблизился вплотную к Сыркову и начал говорить ему почти на ухо. — Мы не будем возражать, если в нынешних условиях ваше руководство предпримет ряд карательных мер. Я имею в виду, в отношении тех, кто пытается активно разжигать в вашей стране антиправительственные настроения.
— Вот как раз об этом я и хотел бы с вами поговорить! — оживился Сырков. — Я думаю, что мы хорошо друг друга понимаем…
— Безусловно, Владилен Михайлович! Иначе и не может быть. Вы — человек нашей крови. И мы это высоко ценим!
— Да-да… — несколько смутился Сырков и продолжил дальше. — Так вот. Нам нужен соответствующий хороший повод…
— Я вас прекрасно понимаю, — перебил его посол. — Я завтра же переговорю с нашим… то есть, с вашим… — быстро поправился он, — главным раввином. Думаю, что мы найдем подходящий вариант решения. — Он широко улыбнулся и пошутил — Еврейская карта еще никого и никогда не подводила.
— Спасибо, господин посол. Я был уверен, что мы обязательно найдем с вами общий язык.
Сырков встал и начал откланиваться. Фуксман возмущенно развел руками и притворно поморщился.
— Ну как же так, Владилен Михайлович? Вы даже не пожелали попробовать ни одного прекрасного блюда, приготовленного нашим поваром. Прошу заметить, что только у нас в посольстве вы можете рассчитывать на настоящую кошерную пищу.
Но Сырков сделал протестующий жест руками.
Тогда посол нажал на невидимую под столом кнопку. И, когда в комнату зашел пресс-секретарь, распорядился:
— Отправьте, пожалуйста, самые лучшие блюда, которые приготовили к сегодняшнему приему, домой к господину Сыркову. И впредь, пожалуйста, по первому его желанию обеспечивайте нашего дорогого брата всем необходимым. А теперь, проводите его так, чтобы никто не видел…
Записи секретных материалов лаборатории «Зет», переданные профессором Фирсманом, не давали Воронцову покоя. Он перечитал их много раз, пытаясь вникнуть в главную суть замысла «Русского проекта». На первый взгляд это был лишь некий набор мероприятий. Но после тщательного изучения можно было установить совершенно четкую взаимосвязь между отдельными звеньями.
Виктор Петрович много раз задумывался над тем, что может ожидать Россию в ближайшем обозримом будущем.
Весь ход развития событий показывал, что огромное по любым измерениям Российское государство не сможет долго существовать в том состоянии, в котором оно оказалось на рубеже двадцатого и двадцать первого столетий. Потому что управлять столь обширными территориями можно только в двух возможных вариантах. Либо это государство должно иметь четко выраженную силовую основу и жесткую вертикаль власти. Либо оно должно иметь прекрасно сбалансированную экономическую систему, которая фактически сама будет выполнять роль регулятора взаимоотношений внутри государства.
Ни того ни другого в России не было.
Начиная с 90-х годов экономика страны оказалась в полной зависимости от западной конъюнктуры рынка. Но внутри России продолжали действовать дикие патриархальные процессы, при которых махровым цветом расцвели воровство, мздоимство и мошенничество. Очень ярко это проявилось в период проведения приватизации государственной собственности. Эта собственность в один момент стала достоянием тех, кто фактически распоряжался ею к моменту приватизации. Либо она досталась друзьям и подручным первого президента России.
Команда первых реформаторов-экономистов на самом деле не имела за душой никакой программы экономических преобразований. Главная задача, которую они ставили перед собой, состояла в том, чтобы четко выполнить рекомендации тех самых консультантов, под присмотром которых эти преобразования проводились. При этом спорить с этими, как их сразу прозвали — младореформаторами — или доказывать им что-либо было делом абсолютно безнадежным.
Виктор Петрович вспоминал, как постоянным бешеным блеском сияли глаза первого руководителя младореформаторов — Егора Гайдара. При встрече с экспертами или практическими работниками тот обычно презрительно оттопыривал нижнюю губу и с пеной у рта доказывал недоказуемое. И спорить с ним было бесполезно. В лучшем случае спорящего с правительством объявляли ретроградом. В худшем — врагом России.