Сталин и Мао Цзэдун, несмотря на все издержки, были в целом удовлетворены началом общения. Мао Цзэдуну особенно была по душе та почтительность, с которой к нему обращался Сталин.
По сути дела, первый день пребывания Мао Цзэдуна в Москве стал первым днем борьбы двух политиков.
В ходе этой борьбы выяснилось, что каждый из них хочет блюсти только свои интересы, предпочитая обеспечивать именно их, невзирая на то что это ущемляет интересы партнера. С самого начала Сталин и Мао Цзэдун показали, что только непреодолимая сила может заставить каждого из них пойти на уступки и компромиссы.
Такой непреодолимой силой было только совпадение национальных интересов обеих стран, да и то лишь в тех случаях, когда Сталин и Мао Цзэдун субъективно воспринимали и принимали такую общность. Общность национальных и государственных интересов заставляла двух лидеров вступать в переговоры и вырабатывать документы. Однако все, чего при этом удавалось добиваться, было вынужденным компромиссом между их позициями.
Первая встреча Сталина и Мао Цзэдуна, состоявшаяся в Кремле 16 декабря 1949 г., позволила им впервые лично познакомиться друг с другом, но не положила начало обсуждению и решению деловых вопросов.
Спустя некоторое время Сталин предпринял новую попытку побудить Мао Цзэдуна приступить к дискуссиям по существу проблем.
Сталин позвонил Мао Цзэдуну по телефону, поинтересовался его здоровьем. Спросил, каковы его планы, пожелания, что он собирается предпринять.
Мао Цзэдун не торопился с ответами. Он поблагодарил Сталина за заботу о его здоровье и пропустил мимо ушей все вопросы Сталина.
Сталин повторил их еще дважды.
И тогда Мао Цзэдун, улыбаясь, сказал: «Ах, это. Давайте подождем, пока приедет товарищ Чжоу Эньлай, а тогда и обсудим!» Сталину пришлось положить телефонную трубку. [280]
Мао Цзэдун намеренно не желал вступать в прямые переговоры со Сталиным. Из-за его позиции в первые дни его пребывания в Москве советско-китайские переговоры так и не начались.
Сталин оказался в положении, когда Мао Цзэдун, с точки зрения советской стороны, с точки зрения, казалось бы, общепринятой логики, вел себя совершенно нелогично. По сути дела, у сторон было много проблем, требовавших решения. Однако начать их обсуждение не удавалось. Мао Цзэдун не желал выступать в роли просителя и не ставил перед Сталиным никаких вопросов, не просил оказать помощь новорожденному государству, то есть Китайской Народной Республике. Мао Цзэдун на протяжении нескольких дней давал понять, что он ни в чем не зависит от Сталина.
Скорее всего Мао Цзэдун хотел показать Сталину, насколько изменилась ситуация. Ведь Мао Цзэдун находился в Москве, то есть как бы в руках у Сталина; оказалось, однако, что Сталин не мог у себя в столице оказать никакого давления на Мао Цзэдуна.
Со своей стороны, Мао Цзэдун исходил из нескольких соображений. Он желал показать всем, что приехал в Советский Союз прежде всего с той целью, чтобы проявить уважение и вежливость, приехал, чтобы поздравить Сталина с 70-летием. Наряду с этим он выражал желание немного отдохнуть в СССР, а также установить со Сталиным хорошие личные отношения.
Мао Цзэдун своими действиями и высказываниями подчеркивал, что в основном он приехал именно в вышеуказанных целях.
Что же до переговоров между двумя партиями, двумя государствами о разного рода соглашениях и договоре, то тут Мао Цзэдун доводил до советских собеседников мысль о том, что в соответствии с решением политбюро ЦК КПК этим должен был заниматься премьер Государственного административного совета и по совместительству министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Сам же Мао Цзэдун, выступая в качестве как бы главнокомандующего всеми силами своей нации, в качестве ее вождя, желал ограничиться только тем, чтобы взирать на переговоры с высот стратегии, охватывая взглядом обстановку в целом; он ни в коем случае не желал вникать в то, как вели конкретные дела его помощники и подчиненные; Мао Цзэдун тем более не желал лично вступать в переговоры со Сталиным по конкретным проблемам, договору и соглашениям. При этом Мао Цзэдун исходил, в частности, из того, что Сталин бывает по временам весьма субъективен, то есть не желает принимать во внимание интересы партнера, а упрямо умеет настоять на своем, а потому если бы Мао Цзэдун вступил в прямые переговоры со Сталиным, то это могло обернуться не в пользу Мао Цзэдуна. Ведь Мао Цзэдун хорошо понимал, что ведение дипломатических переговоров – это не его конек. Здесь Мао Цзэдун уступал Чжоу Эньлаю. С другой стороны, вполне могло случиться и так, что между Сталиным и Мао Цзэдуном могли бы возникнуть споры и разногласия по каким-либо конкретным вопросам, что могло повлечь за собой осложнения в двусторонних межпартийных и межгосударственных отношениях. По всем этим причинам Мао Цзэдун и уходил от неоднократных предложений Сталина вступить в непосредственные переговоры, так сказать, с глазу на глаз. Сталин, напротив, предпочитал именно такой характер и такую форму переговоров, так как был уверен, что в этих условиях сумеет добиться для себя наилучших результатов.
Здесь играло роль и еще одно обстоятельство. Мао Цзэдун хотел, чтобы Сталин сам предложил со своей стороны помощь Китайской Народной Республике. В этом случае у Мао Цзэдуна руки оказывались развязаны. Он имел бы тогда возможность, если бы счел это необходимым, во-первых, утверждать, что не он просил о помощи, а Сталин сам предложил (или навязал) эту помощь. Во-вторых, поведение Сталина, в зависимости от обстоятельств, в дальнейшем Мао Цзэдун мог бы трактовать как проявление советской стороной искреннего или неискреннего отношения к Китаю. Одним словом, Мао Цзэдун не желал бы выступать в роли просителя, но, напротив, стремился занять трон китайского властителя, принимающего дань или должное от иностранцев. Мао Цзэдун имел в виду и такое развитие событий, при котором Сталин так и не дал бы распоряжение начать переговоры с Чжоу Эньлаем и не предложил бы Китаю помощь; в этом случае (который, пожалуй, был совершенно невероятным, но который в своих мыслях мог иметь в виду Мао Цзэдун) у Мао Цзэдуна появлялись бы возможность и предлог говорить своим коллегам, что Сталин неискренен по отношению к Китаю. Одним словом, Мао Цзэдун строил свои расчеты исходя из желания иметь возможность в будущем давать любую (от положительной до крайне отрицательной) оценку действиям Сталина в момент образования КНР.
По случаю приезда Мао Цзэдуна Сталин, конечно же, устроил прием в честь Мао Цзэдуна, так сказать, попытался приобщить его к традиционным уже тогда застольям у Сталина членов высшего руководства партии и государства. Кремлевское угощение было обильным. На столе перед каждым прибором были поставлены карточки с именами гостей. Перед местом Мао Цзэдуна на карточке значилось: «Господин Мао Цзэдун».
Стол был, как обычно у Сталина, продолговатым. В торце размещался сам Сталин. По одну сторону стола сидели Мао Цзэдун и Ши Чжэ, а по другую сторону стола – советские руководители: Молотов, Маленков, Берия, Булганин, Каганович, Вышинский. Переводчиком Сталину служил Н.Т. Федоренко.