В ответ Мао Цзэдун только загадочно улыбнулся. [291]
В это время мировая печать распространяла разного рода слухи. Английские газеты писали, что Сталин поместил Мао Цзэдуна под домашний арест. [292]
Сталин не желал допустить того, чтобы получали подтверждение сообщения, которые свидетельствовали о разладе в отношениях.
Сталин спросил Мао Цзэдуна, нет ли у него желания поехать еще куда-нибудь помимо Москвы. Мао Цзэдун понимал, что Сталин нуждается в том, чтобы поместить в газетах какое-либо сообщение о программе пребывания Мао Цзэдуна в СССР и тем самым рассеять разного рода слухи. Поэтому Мао Цзэдун сказал, что он полагал бы возможным съездить в Ленинград на экскурсию. Кроме того, Мао Цзэдун сказал Сталину: «Я хотел бы вызвать сюда Чжоу Эньлая».
Сталин выразил в этой связи удивление и спросил: «Зачем Чжоу Эньлаю приезжать в Москву, с чем он приедет?»
Мао Цзэдун, услышав эти слова Сталина, помрачнел. Он полагал, что Сталин в данном случае недостаточно искренен.
В связи с тем, что Сталин не был осведомлен о намерениях Мао Цзэдуна, он в течение некоторого времени не знал, что делать. В этой связи Сталин пригласил к себе посла КНР в СССР Ван Цзясяна, чтобы осведомиться у него о планах и настроениях Мао Цзэдуна. Ван Цзясян неоднократно встречался ранее со Сталиным, и у них сложились хорошие отношения. Ван Цзясян при встрече со Сталиным постарался его успокоить и немедленно отправился доложить об этой встрече Мао Цзэдуну.
К тому времени Мао Цзэдун уже успокоился и сказал Ван Цзясяну следующее: «Если меня сюда побудили приехать только для того, чтобы участвовать в юбилейных мероприятиях, то это было бы слишком примитивно, нужно выработать политический документ».
Ван Цзясян, будучи искусным дипломатом, отправился после этого в МИД СССР, где в беседе поставил этот вопрос следующим образом. Ван Цзясян сказал, что председатель Мао находится в Москве уже на протяжении некоторого времени; не было бы целесообразным, исходя из международной обстановки, подумать о подписании документа между КНР и СССР.
Реакция советской стороны была скорой. На следующий же день был дан ответ. Было сказано, что советская сторона согласна подписать документ. Сталин по своей инициативе пригласил Мао Цзэдуна для новой беседы.
Мао Цзэдун согласился. Впоследствии он говорил Ши Чжэ, что «Сталин был великим марксистом, однако порой он проявлял слабость к тем, кто ему наушничал; Сталин совершал ошибки, прислушиваясь к клевете и наветам. В результате он оказывался в дураках. В вопросах революции в Китае он много раз попадался на удочку Гоминьдана. Сначала попался на удочку Чан Кайши и потерпел ущерб. Потом снова попался на удочку, теперь уже Ван Мина, и снова потерпел ущерб. И наконец опять попался на удочку Чан Кайши. Видно, нельзя забывать о классовом анализе!». [293]
Вполне очевидно, что, с точки зрения Мао Цзэдуна, он считал себя «классово» «более чистым», чем Сталин.
Сталин исходил из видения ситуации в мире в целом. Реагируя на домыслы, появившиеся в зарубежной печати, которая утверждала, что Сталин поместил Мао Цзэдуна под домашний арест, и не желая допустить провокаций, которые способны внести разнобой в двусторонние отношения, Сталин тут же отреагировал на это.
Сталин выслушал также доклад И.В. Ковалева о том, что Мао Цзэдун рассердился, и высказал критические замечания. Сталин все это хладнокровно обдумал. Принимая во внимание необходимость установления тесных добрососедских отношений с новым китайским государством, Сталин принял решение передать Мао Цзэдуну копию этого доклада И.В. Ковалева. Причем лично передать ее. Тем самым Сталин хотел показать Мао Цзэдуну, что он со всей искренностью и доверием относится к нему.
Мало того, Сталин, что случалось с ним очень редко, изменил свое мнение и дал согласие на приезд в Москву Чжоу Эньлая.
Такова пекинская трактовка развития событий во время пребывания Мао Цзэдуна в Москве с 16 декабря 1949 г. по 2 января 1950 г. Со своей стороны, хотелось высказать следующие соображения.
Сталин сразу же после прибытия Мао Цзэдуна в Москву предложил ему приступить к переговорам на высшем уровне для обсуждения всех вопросов, интересующих обе стороны. Мао Цзэдун уклонился от этого предложения, попытавшись спустить переговоры на более низкий уровень. Сталин на протяжении нескольких дней со всем вниманием выслушивал длинные речи Мао Цзэдуна во время застолий и в то же время продолжал настаивать на начале переговоров на высшем уровне. Мао Цзэдун до конца декабря никак не соглашался на это.
Затем Мао Цзэдун (возможно, и под давлением сгущавшейся атмосферы ожидания в Пекине развития событий в двусторонних отношениях) пошел на грубость, на оскорбительные действия в отношении советской стороны, применив в разговоре со связным Сталина И.В. Ковалевым неприличные выражения, в которых он высказал свое неудовлетворение тем, что стороны никак не могут приступить к делу. Это была попытка сделать хорошую мину при плохой игре, переложить вину с больной головы на здоровую.
Сталин узнал о грубости Мао Цзэдуна, но повел себя сдержанно. Он, однако, пригласил к себе посла КНР в СССР Ван Цзясяна и постарался успокоить Мао Цзэдуна, проявив все возможное расположение к нему.
Мао Цзэдун, выслушав доклад Ван Цзясяна об этом разговоре, был, очевидно, вынужден поручить Ван Цзясяну кружным путем через МИД СССР довести тогда до Сталина свое согласие приступить к переговорам.
В целом получилось так, что Сталин проявил большее терпение и выдержку, чем Мао Цзэдун, и добился согласия Мао Цзэдуна на начало переговоров на высшем уровне.
В восемь часов вечера 2 января 1950 г. Сталин послал Молотова и Микояна на дачу с той целью, чтобы обсудить с Мао Цзэдуном вопросы, касающиеся заключения двустороннего советско-китайского договора.
Мао Цзэдун трактовал происходящее таким образом, как будто бы Сталин изменил свою позицию, проявил уважение к китайским товарищам. Тогда Мао Цзэдун и сам занял гибкую позицию и предложил не один, а даже несколько вариантов дальнейших действий, предоставив своим советским собеседникам выбрать один из них.
Мао Цзэдун в беседе с Молотовым и Микояном предложил следующие три варианта дальнейших действий.
Первый вариант. Подписать новый китайско-советский договор; «закрепить в новом договоре китайско-советские отношения, что вдохновит рабочих, крестьян, интеллигенцию, а также левое крыло национальной буржуазии Китая, даст возможность изолировать правое крыло национальной буржуазии; в международном плане мы сможем обрести еще более крупный политический капитал, чтобы противостоять империалистическим государствам, чтобы пересмотреть все те договоры, которые были в прошлом подписаны между Китаем и империалистическими государствами».
Второй вариант. Обе стороны выступают с кратким коммюнике от имени своих информационных агентств, поясняя, что они обменялись мнениями по вопросу о старом или прежнем китайско-советском договоре.