Мао Цзэдун в заключение их длинной беседы сказал Хэ Фэншэну:
– Решение о великой культурной революции принял ЦК на своем заседании. Первоначально мы лишь думали сбить с чиновников спесь, выбить чиновничий дух из небольшого числа руководящих кадровых работников. Но мы никак не думали, что эффект и воздействие будут такими большими и широкими. ЦК партии надо будет принять соответствующие меры. Любая политическая партия, любой человек в работе не застрахованы от ошибок. В таком же положении находится и ЦК партии. Он тоже может совершать ошибки. А когда партия совершает ошибки, их тоже надо исправлять. Вам там не подобает надевать на людей высокие колпаки. – Затем Мао Цзэдун добавил: – Все, о чем ты рассказал, очень важно. Боюсь, что если бы даже я и премьер Чжоу Эньлай и спустились в низы и не встретили бы при этом тебя, Хэ Фэншэна, то никто бы нам и не представил такую правдивую картину.
Встречи и беседы с Хэ Фэншэном были для Мао Цзэдуна редкой возможностью услышать откровенные слова человека из народа. Мао Цзэдун всегда говорил, что он стремился к этому. В то же время, судя по поведению и по высказываниям Мао Цзэдуна, он и во время такого рода разговоров был занят своими мыслями, больше пытался учить собеседника, и отстранялся от решения конкретных и больших проблем, а если и вносил какие-то коррективы в политику, то только затем, чтобы как-то сгладить трагедию, но затем снова бросить народ в пучину бедствий своими следующими политическими действиями. Одним словом, смелый и честный, умный родственник пытался вразумить Мао Цзэдуна, но его усилия оказывались тщетными. Не говоря уже о том, что Пэн Дэхуай говорил и писал Мао Цзэдуну обо всем том, что творилось в стране в результате «великого скачка». Мао Цзэдун либо отмахивался от таких слов, либо наказывал и уничтожал тех, кто так говорил, продолжая свою политику, которая оборачивалась смертями многих и многих людей.
* * *
В 1975 г., за год до смерти, Мао Цзэдун, будучи уже тяжело больным, сделал завещательные распоряжения. Они касались членов его семьи.
Вообще говоря, Мао Цзэдун был богатым человеком, может быть, самым богатым человеком в Китайской Народной Республике. Его богатство составили гонорары от издания его произведений.
Известно, в частности, что уже в 1950-х гг. на его личном счету в виде гонораров собралась сумма, превышавшая миллион юаней, а ведь это было задолго до того, как тиражи его произведений выросли во много раз и составили сотни миллионов экземпляров. Следовательно, Мао Цзэдун стал первым миллионером в КНР.
Гонорары аккуратно и скрупулезно перечислялись на личный счет Мао Цзэдуна. Сам он до денег не дотрагивался, даже в буквальном смысле этого слова. Он лишь отдавал распоряжения относительно выделения той или иной суммы. Главными статьями расходов тут были прием и небольшая помощь родственникам или старым знакомым. В общей сложности в год на это он ассигновывал не более 10 тысяч юаней. Всеми денежными делами Мао Цзэдуна ведала канцелярия ЦК КПК; там для этой цели были выделены специальные сотрудники.
И вот в 1975 г. Мао Цзэдун распорядился единовременно выдать (как бы под окончательный расчет с ними) его жене Цзян Цин 30 тысяч юаней, его бывшей жене Хэ Цзычжэнь 20 тысяч юаней, его детям Мао Аньцину, Ли Минь, Ли Нэ по 8 тысяч юаней каждому.
Помимо упомянутых денежных сумм, канцелярия ЦК КПК выдала также дочерям Мао Цзэдуна Ли Минь и Ли Нэ по цветному телевизору и по холодильнику.
Дочь Мао Цзэдуна Ли Минь предпочла соединить 8 тысяч юаней, полученных в наследство от отца, с 3 тысячами юаней, полученными в наследство от матери (Хэ Цзычжэнь умерла в 1984 г.), и не трогать эти деньги – хранить их у себя как память о родителях.
Можно предположить, что Мао Цзэдун выделил деньги и для Чжан Юйфэн; намеки на это проскальзывали, слухи такого рода ходили.
Подводя итоги биографии Мао Цзэдуна в свидетельствах и воспоминаниях его родных и близких, хотелось бы еще раз заострить внимание читателя на вопросе о том, в каком соотношении между собой находились чувства (родственные чувства Мао Цзэдуна к своим родным и близким) и его политическая суть – то, что он считал самым важным в своей жизни. Политик в Мао Цзэдуне всегда брал верх над человеком. Более того, человеческие чувства вообще в основном оказывались подавленными, причиной этого были политические идеалы и убеждения Мао Цзэдуна. Он был убежден и оставался в этом убеждении до самой смерти, что гуманизм, теплые человеческие чувства могут только мешать осуществлению его идеалов.
И все-таки Мао Цзэдун был человеком; ему не были чужды страсти и чувства; он любил и своих родителей, и своих жен, и своих детей. Это находило свое проявление во многих его высказываниях и поступках. Развитие отношений Мао Цзэдуна с его родными и близкими было сложным, но в общем ничем не отличалось от того, что происходит у других людей, в их жизни, семьях. Здесь, однако, важно отметить особую политизированность как мышления, так и поступков Мао Цзэдуна; к сожалению, такая политизированность не позволяла ему давать своим родным в полной мере обычную любовь – мужа, отца, брата. Антигуманные представления, имевшиеся в мозгу Мао Цзэдуна, применительно к обществу в целом, в полной мере сказались и на его семье. По сути дела, Мао Цзэдун, будучи убежден в том, что он строит общее счастье всех китайских, да и не только китайских людей, считал необходимым жертвовать при этом человеческими отношениями даже в своей семье.
Мао Цзэдун оказывался своего рода идеалистом-эгоистом, для которого его собственное политическое положение было важнее любых людей, в том числе и его ближайших родственников. Эгоизмом, и только эгоизмом, можно объяснить его отношение к родным, причем общественно-личным, идеалистически-коммунистическим эгоизмом. Обертка этого эгоизма была общественной, социалистическо-коммунистической, а начинка была личной, собственнической.
Кажется, что никто из близких родственников Мао Цзэдуна, судя по тому, как сложилась их судьба, не был по-настоящему счастлив. Это же относится и к их взаимоотношениям с Мао Цзэдуном. В Китае, особенно во время «культурной революции», да и раньше, Мао Цзэдуна сравнивали с солнцем. Можно, конечно, использовать и эту метафору, но гораздо точнее и более емко сравнить его с жерлом действующего вулкана. Оно притягивает своим величием, но сближение, слияние с ним сжигает человека. Такова природа огнедышащей лавы, такова, возможно, и природа Мао Цзэдуна как человека.
Вероятно общепринятое мнение о том, что у человека в нормальных условиях должны быть семья, дом, причем этот дом иной раз видится как «моя крепость», то есть то место, где человек защищен от внешнего мира стенами жилища, за которыми он находится постоянно в кругу своей семьи, такое представление оказывается неприменимым в случае с Мао Цзэдуном.
И сами традиции, и условия жизни в Китае того времени, а также характер и судьба Мао Цзэдуна таковы, что может даже показаться, что он жил бездомным, а то, что было по форме его домом, – совсем не походило на привычный семейный очаг.