В 1960 г. (году тяжелых стихийных бедствий и последствий «великого скачка») на декабрьском ужине не было никого из членов семьи и из руководителей партии, а были только те, кто охранял Мао Цзэдуна. Они даже забыли о том, что это день его рождения, и вспомнили об этом лишь на следующее утро, получив от Мао Цзэдуна записку, в которой он отмечал, что «стал стар» и что ему исполнилось 67 лет.
В 1949 г. Мао Цзэдун предложил запретить отмечать дни рождения и юбилеи руководителей партии. Он не желал, чтобы таким образом уделялось внимание другим руководителям КПК и КНР.
В августе 1953 г., когда не за горами был его шестидесятилетний юбилей, он, выступая на Всекитайском финансово-экономическом совещании, еще раз заявил, обращаясь и к партии в целом, и к ее руководящим кадрам:
«Во-первых, не следует отмечать дни рождения. Ведь устройство юбилейных торжеств не продлевает жизнь человека. Тут самое главное – это то, чтобы человек хорошо делал свое дело. Во-вторых, не следует преподносить подарки; по крайней мере, этого не надо делать внутри партии. В-третьих, надо провозглашать поменьше тостов за здоровье в связи с днями рождения, хотя в определенных случаях это не возбраняется, это допустимо. В-четвертых, надо бы поменьше аплодировать; правда, если это желание исходит из масс, если это они проявляют свои теплые чувства, тогда, конечно, не следует окатывать их холодной водой. В-пятых, не следует превращать имена людей в географические названия, наименования городов, улиц и т. п. В-шестых, не следует ставить на один уровень товарищей из Китая и Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина». (Интересно, что Лю Шаоци как-то заметил, что если в Европе был Маркс, то почему бы в Китае не могло бы быть Люркса.)
Вероятно, Мао Цзэдун опасался того, что если только позволить отпраздновать его юбилей, то это откроет путь к организации других бесчисленных юбилейных торжеств. А при такой ситуации снижалась самоценность Мао Цзэдуна как единственного вождя, принижалось его положение единственного божества в партии и в стране. Мао Цзэдун не желал допускать даже минимальной возможности низведения его до общечеловеческого уровня. В этих высказываниях Мао Цзэдуна нашла свое проявление его убежденность, что дело, идея – выше человека. Наконец, в этих его словах прорвалось и его сожаление о том, что ничто, в том числе и юбилеи, не сможет продлить его дней. Правда, Мао Цзэдун не советовал мешать проявлению любви народных масс к собственной персоне.
Спустя десять лет, то есть 26 декабря 1963 года, в тот день, когда Мао Цзэдуну исполнилось 70 лет, люди, работавшие подле него, предложили отметить это знаменательное событие. Узнав о готовящемся чествовании, Мао Цзэдун сказал уже упоминавшейся Чжу Чжунли: «Никому не следовало бы праздновать юбилеи, отмечать дни рождения. Надо бы изменить эту феодальную устаревшую привычку. Понимаешь, ведь дело-то в том, что когда человек отмечает свой день рождения, годовщину, рубеж в своем возрасте, то считается, что речь идет как будто бы о новорожденном, то есть о том, что у него будто бы стало на год больше жизни, хотя на самом деле ему осталось жить как раз на год меньше, его жизни осталось на год меньше; поэтому лучше уж сделать так, чтобы эта годовщина проскочила как-нибудь незаметно; пусть она пройдет потихоньку, а тогда, благодаря этому, когда стукнет 80, 90 лет, и у самого человека все еще не будет такого ощущения… Как было бы хорошо, если бы возобладал такой подход, такой взгляд…»
Кстати сказать, в 1950-х гг. Мао Цзэдун несколько раз встречался с известным китайским художником Ци Байши. Тот был озабочен одной мыслью: как бы дожить до 120 лет. Ци Байши было уже за 90 лет. Они беседовали с Мао Цзэдуном на эту тему и понимали друг друга. После смерти Ци Байши выяснилось, что он оставил в наследство Мао Цзэдуну свои коллекции картин и каллиграфических надписей.
26 декабря 1973 г. Мао Цзэдуну исполнилось 80 лет. В его адрес из ряда стран поступили приветствия и поздравления. Ким Ир Сен прислал из КНДР делегацию поздравить Мао Цзэдуна и преподнести ему подарки. Однако в самой КНР этот юбилей прошел почти незамеченным. Спустя некоторое время небольшая информация о поздравлениях, поступивших из-за рубежа, появилась в закрытом информационном бюллетене для номенклатуры.
Для Мао Цзэдуна важным оказывался в этих случаях мир прошлого и мир будущего, но не мир настоящего. Он был против того, чтобы сказать живущему человеку добрые слова сегодня, по случаю его праздника, скажем, дня его рождения. Однако Мао Цзэдун был за то, чтобы публично, общим собранием, митингом отмечать смерть, чужую смерть.
В 1944 г. один из бойцов его охраны по имени Чжан Сыдэ выжигал уголь в пещере, свод которой рухнул и похоронил его под собой. Среди прочих дел руководители охраны доложили Мао Цзэдуну об этом случае. Мао Цзэдун поинтересовался, что стало с телом Чжан Сыдэ (заметим, вовсе не тем, как себя чувствуют и как будут жить его родные). Ему ответили, что он так и остался там, где его завалило, то есть в недрах земли. Мао Цзэдун повелел извлечь труп, обмыть, обрядить в чистую форменную одежду и устроить траурный митинг в своем кругу, то есть в коллективе бойцов его охраны. Мао Цзэдун лично почтил память погибшего своим присутствием на траурном митинге.
В связи с этим случаем Мао Цзэдун написал статью, которая была им озаглавлена так: «Служить народу». Этот лозунг стал известен с того времени практически всем и каждому в КПК, а затем и в КНР.
В статье содержались размышления Мао Цзэдуна о смысле жизни и смерти. Смысл жизни виделся ему в том, чтобы жизнь каждого конкретного человека была посвящена интересам общего дела, интересам народа. То, что только Мао Цзэдун и его партия правильно выражают эти интересы народа, ни у кого не должно было вызывать ни сомнений, ни вопросов. Более того, подчинение Мао Цзэдуну, политической организации наполняло деятельность человека при жизни высшим смыслом. Личность должна была подчинить себя Мао Цзэдуну и его партии. Дело было выше и важнее человеческой жизни.
Однако весь пафос статьи Мао Цзэдуна был не в жизни, а в смерти. Жизнь оказывалась повседневным вложением частных усилий в общее дело; при этом каждый конкретный человек что-то значил только тогда, когда он «каплей слился с массами», следующими за Мао Цзэдуном.
* * *
Мао Цзэдун хорошо понимал, что каждый человек стремится если и не жить вечно, но с надеждой получить воздаяние за свою многотрудную жизнь и страдания. Мао Цзэдун не мог никому обещать загробную жизнь, но он обещал возвести погибшему за его дело или, вернее, всем погибшим за его дело, общий памятник, монумент размером с великую гору Китая Тайшань. (На главной площади Пекина Тяньаньмэнь был поставлен тридцатисемиметровый цельный гранитный монолит – общий памятник всем погибшим.) Каждый, от простого «повара», как говорил Мао Цзэдун, и вплоть до руководителей партии, оказывался равным в смерти, то есть в одинаковой степени мог в смерти вознестись выше горы Тайшань. Смерть приобретала при этом самодовлеющее значение. В надежде на великую многозначительную смерть стоило преодолеть все трудности и мерзости жизни. Вот что предлагал людям Мао Цзэдун. Тем же, кто не желал идти за ним, делать его дело, Мао Цзэдун сулил малозначительную смерть, легче пуха и пера. Мао Цзэдун также распорядился взять за правило для партийных организаций проведение траурных митингов, причем не только в партии, но и по всей стране, во всех деревнях страны. Он надеялся на то, что эта политическая установка привлечет благодарность остававшихся в живых людей, то есть участников этих траурных митингов в адрес Мао Цзэдуна и его партии.