– Ты внес вклад в революцию, – улыбнулся Мао Цзэдун. – Если ты будешь питаться получше, люди ничего дурного не скажут. Но они-то никакого вклада еще не внесли. Когда речь идет о человеке, то в вопросах быта все-таки лучше равняться на тех, кто живет хуже. Если не принимать во внимание при сравнении людей их вклад в общее дело, а меряться привилегиями, довольствием, тогда не будет вообще и самого будущего.
Среди детей Мао Цзэдуна Ли Нэ относительно меньше перенесла трудностей, чем ее братья и старшая сестра. Однако я всегда считал, что на ее долю выпало невзгод больше, чем на детей в обычных семьях. Я пришел на работу подле Мао Цзэдуна в 1947 году. Ли Нэ тогда было только семь лет. Однако она вместе с нами, солдатами, прошла нашими походными дорогами, жила под открытым небом, переживала воздушные налеты, бомбардировки, привыкла к свисту пуль и снарядов, на ее долю горечи досталось немало!
Я до сих пор помню этого маленького человечка, крохотную девочку, которой едва исполнилось семь лет. Во время переходов она несла эмалированную кружку; как и большинство бойцов, стояла в очереди, чтобы получить свою порцию соевых бобов из большого общего котла, а затем, не произнося ни слова, присаживалась на корточки возле стены и своей ручонкой доставала эти обжигающе горячие бобы, отправляла их в ротик и жевала, жевала… И у нее, как и у взрослых людей, от бобов пучило живот, она без конца портила воздух. И эти простодушные большие глаза никогда не показывали, как она страдает и как ее ранит эта стыдоба – то есть то, что приходилось портить воздух!
И именно она в ходе нашей тогдашней суматошной боевой жизни своим милым детским голоском пела для нас арии из пекинских опер, даря нам тем самым отдых и радость.
Мао Цзэдун с особой любовью относился к этой маленькой девочке. Я помню, как много раз Мао Цзэдун в минуты отдыха от напряженного труда обнимал Ли Нэ, легонько похлопывал ее по спине и говорил: «Деточка, моя хорошая деточка, любимая деточка…» А Ли Нэ? Она обнимала отца за шею и кричала: «Папа, мой папочка, дорогой папуля…»
Но несмотря на такие родственные чувства, Мао Цзэдун не позволял дочерям питаться вместе с ним, есть ту пищу, которую отдельно готовили для него!
После образования КНР Мао Цзэдун стал председателем Компартии и председателем Народной Республики. Няня тогда вполне естественно предложила: «Председатель, пусть Ли Нэ кушает вместе с родителями!» Мао Цзэдун сделал решительный жест рукой: «Не надо со мной, пусть все-таки ест с тобой. Води ее в столовую!»
Ли Нэ выросла у меня на глазах. Она поступила в университет и стала возвращаться домой только по субботам. Университет был расположен в пригороде. И если там устраивались какие-либо мероприятия, она покидала университет только затемно. Девушке одной в темноте добираться не очень-то безопасно. И тогда я, втайне от Мао Цзэдуна, послал за ней машину. Автомобиль остановился в укромном месте рядом с университетом. А я пошел за ней в университет. Мы, выйдя из здания, тайком сели в машину и возвратились домой. Я думал, что, благодаря таким мерам предосторожности, соученики по университету не узнают об этом, и это не будет иметь никаких последствий.
Однако об этом узнал Мао Цзэдун. Он сурово раскритиковал меня. Но я не смирился и возражал:
– Дело-то было к вечеру, скоро стало бы совсем темно. Девушке одной возвращаться в темноте опасно…
Мао Цзэдун сурово посмотрел на меня и спросил:
– А у других что, не дети? У других дети сами возвращаются. Почему же мой ребенок не может этого делать?
– Ведь для всех она – дочь Мао Цзэдуна, разве не так? – воскликнул я. Мао Цзэдун остолбенел и только хотел вспыхнуть, как я добавил: – К другим детям враги интереса не проявляют, а к ребенку Мао Цзэдуна гоминьдановские агенты проявляют очень большой интерес!
Мао Цзэдун сменил гнев на радость. В это время Гоминьдан как раз призывал к возвращению на материк. Мао Цзэдун был очень доволен тем, как я отношусь к врагу.
– Встречать не надо; действуй, как я тебе сказал. Пусть она возвращается на велосипеде, – все-таки возразил он.
Цзян Цин, которая была тут же, сказала:
– Мне еще и десяти лет не было, когда я научилась одна ходить по ночам. Она уже не маленькая. А ты не зацикливайся на своем. Иди и поступай так, как тебе велел председатель.
[…] Зимой 1960 года, в то самое время, когда страна переживала самые большие экономические трудности, темнело очень рано; и в условиях, когда не разрешалось ни встретить, ни проводить ее, наша девочка имела возможность возвращаться домой только один раз в две, а то в три недели. Тогда Ли Минь, чувствуя себя неважно, отдыхала дома. А Ли Нэ по-прежнему жила и питалась в университете.
Я послал телохранителя Инь Синшаня навестить Ли Нэ. У Ли Нэ был нездоровый цвет лица. Инь Синшань спросил, не больна ли она. Дитя долго смущалось и только потом тихим голосом сказало: «Дядя Инь, мне очень есть хочется…»
Инь Синшань, вернувшись, доложил мне об этом. Да даже только из-за тех чувств, которые я испытывал по отношению к ней со времен, когда мы шли с боями по северной части провинции Шэньси, вспоминая, как она питалась черными соевыми бобами и при этом исполняла для нас арии из пекинских опер, я не мог не позаботиться о ней! Я тайком отнес ребенку печенье, которое раздобыл.
Ли Нэ, зыркнув по сторонам и убедившись, что поблизости никого не было, торопливо засунула в рот две печенинки, стала их быстро жевать и глотать. Она ела и, как преступник, боялась, что кто-нибудь да увидит. Мне стало тягостно на душе. Она же больше не решалась есть, хорошенько спрятала печенье и решила потом понемногу «получать удовольствие». Я сказал: «Ешь, я тебе еще принесу».
Однако об этом стало известно Цзян Цин. И она задала мне трепку. Я возражал. В силу того, что уже был известный опыт, были прецеденты, уроки, она не решилась третировать меня так, как в свое время обижала телохранителей. Она боялась, что я пойду на скандал с ней. И тогда она побежала и доложила Мао Цзэдуну. Мао Цзэдун позвал меня в комнату и сурово сказал:
– Сколько раз можно повторять: ты почему это создаешь привилегии?
Я не боялся гнева Цзян Цин, но боялся гнева Мао Цзэдуна. Я тихо, запинаясь, промямлил:
– Другие родители тоже приносят детям поесть…
– Другие могут приносить, а моим детям не разрешаю относить даже одного печенья! – Мао Цзэдун стукнул по столу: – Ведь для всех она – дочь Мао Цзэдуна!
Я больше не решился ничего сказать и не осмелился носить печенье Ли Нэ. Вернувшись домой, я посетовал жене, сказав, что Цзян Цин доложила на ушко Мао Цзэдуну и раскритиковала меня. Говоря это, я сердцем понимал, что тут Цзян Цин поступила в общем-то правильно: ведь что ни говори, а Ли Нэ приходилась ей родной дочерью.
Прошло немного времени, и как-то в субботу Ли Нэ вернулась домой. Телохранитель Инь Синшань, подливая чай Мао Цзэдуну, сказал ему об этом:
– Председатель, Ли Нэ вернулась. Вы не видели ее недели две, а то и три. Может быть, вместе поужинаете?