— Что скажешь? — спросил я у бюрера.
Тот в ответ скорчил морду в улыбке, от которой меня едва не стошнило. Поверьте, нет ничего ужасней дружелюбного бюрера.
Вряд ли мне удастся разговорить мутанта. Он умеет орать, как мартовский кот, которому прищемили детородный орган, но стихов с выражением от него не ждите. Я посветил по сторонам, ни на что уже не надеясь. И обрадовался, обнаружив в бетонной стене справа довольно-таки широкий пролом — я бы в него точно пролез. Только вот зачем?..
— Что это? — спросил Чингиз.
— Нора, — брякнул я и вдруг подумал, что, возможно, так оно и есть.
Но если это действительно нора, то какая тварь ее вырыла? Я поежился, представив когти, которые сумели взломать бетон. Рядом громко засопел Чингиз: у него с воображением тоже полный порядок.
— Это не бюреры, — наконец выдал военстал. Согласен, карлики со своими короткими ручками тут ни при чем.
— Будем надеяться, что тварь давно покинула подземелье, — сказал я.
И поведал товарищу об огромных норах в Рыжем лесу. Мол, говорят, это работа гигантских кротов. Так почему бы кротам не похозяйничать и здесь?
От воспоминаний меня отвлек бюрер, который странно себя вел. Подпрыгивая на месте, он хватал меня за ногу и что-то пытался объяснить. При этом он щелкал языком и корчил гримасы. Неужели бюреры обладают даром речи? А если они разговаривают, то… Я отогнал подлую мыслишку. Зверье они, да и всё.
Подхватив телекинезом небольшой камень, бюрер швырнул его в нору. Выразительно посмотрел на меня, затем на Чингиза, подхватил еще один булыжник и опять швырнул в отверстие, темнеющее на сером фоне бетона.
— Макс, он нам ориентир дает.
У меня тоже создалось впечатление, что карлик предлагает бродягам убраться подобру-поздорову Потому он и привел нас сюда и показал выход из подземелья. Подозреваю, что добрыми намерениями тут и не пахнет — мутант просто защищает свое племя. Вожака впечатлила смерть сородичей, и он решил с нами не ссориться. И вот теперь он выпроваживает нас с территории, населенной карликами. Мол, счастливого пути, не возвращайтесь больше.
Чингиз достал из кармана зажигалку, чиркнул колесиком, выбивая кремнем искру. Вспыхнул язычок пламени. Чингиз поднес зажигалку к дыре. Пламя затрепетало, отклонившись в сторону отверстия. Вывод однозначный: есть ток воздуха — и выход на поверхность. Мне очень хотелось верить, что наши злоключения закончились.
— Спасибо. — Чингиз кивнул бюреру и первым полез в дыру.
Бюрер словно того и ждал. Радостно пробубнив что то на своем наречии, он развернулся и побежал во тьму коридора. На этот раз его шаги были бесшумными.
Из дыры послышалась приглушенная ругань Чингиза. Он утверждал, что там, куда его заманила судьба, темно, как в заднице у партизана, деревню которого он зачистил с братишкой Максом в молодости. Что ж, поверю ему на слово, ибо я никогда не мечтал о карьере проктолога. Стянув из-за спины рюкзак, я полез вслед за товарищем.
Нора была достаточно широкой для меня, но не для богатырских плеч Чингиза — пару раз военстал застревал, но, слава Хозяевам, выкарабкивался. В такие моменты ругань усиливалась, выражения сплетались в чудные узоры — Чингиз вспоминал предков своего начальства и сержантов из учебки. Им всем военстал искренне желал всяческих бед и сдохнуть от диареи. К тому же на половине пути погас фонарь — дальше двигались во тьме. Чингиз воспользовался зажигалкой, и при этом поджег рукав комбеза. Посовещавшись, от подсветки отказались. Нора неизвестного мутанта добавила нам седых волос, честное слово.
Зато, выбравшись на поверхность, мы были безумно счастливы. Мы радовались как дети — и потому не сразу обратили внимание на мой счетчик Гейгера. А тот чуть ли не кричал: «Осторожно, парни! Очень высокий уровень радиации!»
Уровень, несовместимый с жизнью.
Э-эхх растуды твою!..
Место, где мы выбрались на поверхность, фонило так, что рентгены на зубах хрустели.
— Край, ты заснул?! Хочешь, чтобы мозги зажарило на фиг?! — Чингиз нацепил свой рюкзак и помог мне.
Здесь оставаться нельзя. Надо двигаться — причем все равно куда, лишь бы подальше и быстрее. Радиация — штука демократичная и лишенная предрассудков. И никакой дискриминации! Ей без разницы — благородный ты освободитель девиц или же коварный властолюбец. Она одинаково убивает и черных и белых, ей плевать на миллионы и социальный статус, на пол и возраст.
Мы побежали по растрескавшейся земле, присыпанной пылью, похожей на цемент. Здесь ничего не росло: ни единого куста, ни одной травинки. А ведь растения Зоны — те, что выжили, — крайне невосприимчивы к радиации.
И спрятаться негде: ни ям, ни канав, ни разрушенных зданий. Пустырь от слова «пусто». Голое ровное место.
— Мы — как мухи на оконном стекле.
Это Чингиз точно подметил. Вот только не стоит говорить на бегу, можно сбить дыхание. И лучше бы рот не открывать, иначе наглотаешься радиоактивной пыли, которая облаком поднималась из-под наших ног. Быстрее!..
Только бы нас не заметили с воздуха. Только бы поблизости не оказалось мародеров или сталкеров, отощавших после длительной прогулки по Зоне. Только бы вояки не отправили лучших спецов в погоню за Максом Краем и его напарником!..
Я бежал по цементной земле и молил Хозяев о снисхождении. Тому, кто смотрит на нас в оптику прицела, пусть попадет в глаз соринка, пусть слезы брызнут, пусть!..
Но Хозяева лишь посмеялись над моими просьбами: Чингиз со всего маху рухнул в пыль лицом, автомат отлетел в сторону, что-то хрустнуло. Только бы не сломал кость — руку, ногу, ребро, только бы не сломал…
— Да цел я, цел. Это корпус ПДА не выдержал. Все, одной игрушкой у нас меньше.
Ну-ну. Сначала фонарь, теперь ПДА. Это какая-то нездоровая тяга — всё ломать.
Чингиз попытался встать на ноги и, ойкнув, повалился опять в пыль.
— Что с тобой?!
— Нога… Ногу подвернул… Беги, Край. Я уж как-нибудь сам… я…
Я повесил его автомат себе на плечо и подхватил военстала — здоровый, зараза, жрать меньше надо! Как мог, я потащил его дальше.
— Ничего, братан, дорогу осилит идущий.
— Чего?
— Говорю: вдвоем доковыляем. Я тебя уже таскал, опыт имеется. Короче, не ссы, не брошу.
Это я еще разговаривать мог. А вот к тому моменту, когда мы выбрались из радиоактивной зоны, я чувство вал себя грузчиком, на которого взвалили три мешка цемента. При этом мешки обладали странной особенностью: из них высыпалось содержимое и попадало мне в глаза, в нос и в рот, но что удивительно — ноша не становилась легче ни на грамм!
Шаг, второй, третий, воздух врывается в раскаленные легкие — как наждаком по нервам, по живой еще плоти. Боюсь закашляться — горло сведет спазм, и я просто подохну от удушья. Трава. Под ногами трава. Это значит… Это значит, что мы выбрались. Счетчик Гейгера успокоился.