Филипп Филиппович Вигель хотя и был злоречив, его оценкам высших сановников можно, как правило, доверять. И в части Кочубея он все сообщил верно (мы позднее в этом убедимся).
Среди негативных оценок Александра есть и такая — «кочующий деспот»… После парижского триумфа 1815 года император действительно перемещался очень много, подолгу был в Европе, вдали от России…
Но не бежал ли он от всех этих «негласных» «друзей» и советчиков — и своекорыстных типа Кочубея и мутно-умных типа Спернского?
Не умея, не имея внутренних сил опереться на действительных патриотов (а их хватало и в сиятельных родах, и, тем более, в кругах неродовитых!), он и тут оказался непоследователен и противоречив.
И вместо того, чтобы бороться, искать, найти и назначить российским представителем на переговорах по Русской Америке, скажем, двадцатисемилетнего патриота Кондратия Рылеева или дать карты в руки такому знатоку бесстыжести янки, как «разменявший» пятый десяток Андрей Дашков, царь уполномочил вести переговоры космополита Петра Полетику…
Увы, именно космополита…
В БИОГРАФИИ Петра Полетики была одна занятная деталь. Еще при Палене, накануне своего первого отъезда из США, он установил контакты с Американским философским обществом — старейшим и самым престижным ученым обществом США.
Ядром общества, основанного в 1743 году в Филадельфии при активном содействии Бенджамена Франклина, был клуб с красноречивым названием «Клуб кожаных фартуков». Другими словами, ядро записных американских «философов» составили масоны (были членами общества и отец с сыном Адамсы).
Вот с такими «философами» и свел знакомство Полетика. Став русским посланником в США, он его упрочил и незадолго до своего второго отъезда из Вашингтона был 18 января 1822 года избран членом этого элитного американского «фартучного» клуба.
Иностранных членов было в нем тогда наперечет… Скажем, из
русских до Полетики членами общества избирались подруга Екатерины Великой и президент Российской академии наук Екатерина Дашкова, знаменитый академик Петр Паллас, основатель Румянцевского кружка граф Николай Румянцев и хорошо знакомый нам Иван Крузенштерн… Всего-то — четыре человека, каждый из которых вошел в российскую историю первоклассным образом!
Ко времени избрания Полетики в живых были лишь два последних, так что Полетика удостоился чести весьма редкой и высокой.
За что?
Ах да! Он же был «Очарованным членом» в Арзамасе!
Но вообще-то вряд ли об этом знали в Америке… И, надо полагать, Петра Полетику приняли в почетные «фартучники» не за талант к российской словесности.
Да и — не за дипломатические таланты или из уважения (ха!) к России. После Петра Ивановича русских посланников в члены АФО не избирали…
Как и до… Хотя тот же Андрей Яковлевич Дашков заслуживал этой чести намного больше, если стоять на позициях развития дружбы народов и стран.
Полетика знался с масонскими «философами», налаживая с янки «культурные» (н-да и ха!) связи, а вот протеже Румянцева (и член-корреспондент РАК, между прочим) Дашков налаживал связи экономические и считал важнейшим результатом своей американской деятельности доставку в Россию хлопкоочистительной машины Уитни.
Но вот же, фартука не удостоился. Возможно, потому, что кроме мирной машины умудрился переправить на родину еще и многозарядное морское орудие Берри, использовавшееся на американских фрегатах во время англо-американской войны.
Полетика же зарекомендовал себя личностью, испытывающей к Америке заискивающую симпатию. Поэтому с учетом его статуса янки надо было эту симпатию посланника холить и лелеять… Тут и членский фартук АФО дать не жалко!
Реноме Полетики поднимали и иначе… Когда он прибыл в США уже как посланник, русско-американские отношения были осложнены арестом в 1815 году нашего генерального консула в Филадельфии Николая Яковлевича Козлова. Я знаю о нем очень немного, но, судя по его донесениям Румянцеву, это был умный, честный и скромный патриот — как и его коллега Дашков.
Козлов и Дашков отношения с янки «портили», а вот Полетика их сразу же «наладил». Ну как тут не отличить российскому МИДу такого мастера дипломатии!
Объявившись в русской столице, Полетика засучил рукава, подвязался новеньким «философским» фартуком и ринулся в переговоры по статусу Берингова моря…
НАПОМНЮ читателю, что александровским Указом от 4 сентября 1821 года иностранным судам запрещалось свободное плавание на расстоянии ближе 190 километров от российского тихоокеанского побережья в зоне от 51-го градуса северной широты в Америке до 45 градусов 50 секунд северной широты в Северо-Восточной Азии.
Запрещалась и иностранная торговля в этой зоне.
Как уже говорилось, сдвигая нашу южную тихоокеанскую границу на четыре градуса ниже — с 55-го градуса к 51-му градусу, мы, может, и прихватывали «лишку».
Но и тут не все было глупо!
В чем Россия могла уступить при переговорах? Да вот как раз в этом! Можно было повысить градус южной границы, возвратившись к рубежу 55-го градуса, и тем понизить «градус» температуры взаимных отношений…
Ну, можно было еще согласиться на выдачу американским промышленникам лицензий при условии жестких штрафных санкций за их нарушение.
А вот на что Россия — после переговоров Петра Полетики с посланником США Генри Мидлтоном — согласилась…
Впрочем, вначале несколько слов о Мидлтоне. Он прибыл к нам осенью 1820 года, но лишь 17 июня 1821 года был аккредитован. Американцу пришлось быть терпеливым, и он был терпелив, потому что янки могут быть очень сдержанными и обходительными, когда попадают в сложное для себя положение…
А оно для США действительно было сложным — не поладив с Англией, они ввязались с ней в войну, которая длилась с 1812 по 1814 (и даже 1815) год и в ходе которой Астория Астора, например, временно стала английским Форт-Джорджем…
Я чуть позже буду иметь повод сообщить читателю об этой «войне» кое-что такое, что его не может не заинтересовать. Я и сам был удивлен, когда узнал о том, как туго приходилось одно время янки во время ее… И еще больше удивился, когда узнал, как удачно все для них закончилось!
До Мидлтона менее двух лет посланником в Петербурге был Джордж Вашингтон Кэмпбелл, по рождению шотландец. Его посланничество ничем особо примечательным отмечено не было, но так или иначе я не смог бы сказать в его адрес ничего плохого уже потому, что в Петербурге пятидесятилетний Кэмпбелл пережил страшную личную трагедию — во время эпидемии тифа он потерял трех из четырех своих детей.
А до Кэмпбелла США в России представлял один из членов клана политиков Пинкни — Уильям Пинкни. Он прибыл в русскую столицу накануне русского Нового года — 26 декабря 1816 года, и ему был оказан демонстративно дружественный прием. Россия все надеялась на поддержку (хотелось бы знать — чем конкретно?) США в условиях конфликта с Англией.