— Мы же просим, чтобы расстояние от Ленинграда до линии границы было бы минимум семьдесят километров, и мы это требование не уменьшим.
Финны заерзали, а глуховатый голос под этот скрип сообщал им:
— Мы не можем передвинуть Ленинград, значит, надо передвинуть линию границы. Мы просим 2700 квадратных километров и предлагаем взамен более 5500 квадратных километров.
Финны перестали ерзать — вот оно, слово произнесено, и голос в тишине вопросил:
— Какое государство поступало бы таким образом? Финны молчали, и голос ответил сам:
— Такого государства нет…
Что можно было возразить на это, уважаемый читатель, и после этого? Великий вождь великой страны сказал все… Но Паасикиви — да, да, — не промолчал смущенно, а опять начал талдычить насчет того, что никакая часть материковой Финляндии не может быть отчуждена… На передачу в аренду нескольких островков они уже были готовы пойти…
Но тут ему ответил уже Потемкин:
— Подобные уступки в прошлом не раз имели место… Пожалуйста — Россия продала Америке Аляску, Испания уступила Англии Гибралтар…
Он мог бы добавить, что большая часть территории США вообще была прикуплена «по случаю» и под нажимом… А уж об Англии, над которой тогда «никогда не заходило солнце», можно было вообще говорить часами…
Вечером того же дня, в 21.30, финны получили из рук опять-таки Сталина письменный меморандум с советскими предложениями.
Если коротко, то мы просили Ханко в аренду на тридцать лет, право якорной стоянки в заливе Лапохья, уступку с соответствующей территориальной компенсацией островов Суурсари, Лавенсари, Большой и Малый Тютерс и Койвисто, а также части Карельского перешейка от поселка Липола до южной окраины города Койвисто, западной части полуострова Рыбачий — всего площадью 2671 квадратный километр.
. Взамен уступали советскую территорию около Репола и Пори-ярви общей площадью 5529 квадратных километров.
Кроме того, предлагали разрушить укрепленные районы по обе стороны границы, соглашаясь при этом на вооружение Аландских островов, но без участия Швеции или какого-либо иного иностранного государства.
Паасикиви, прочтя все это не без труда — хотя бывший главный директор Государственного казначейства Великого княжества Финляндского Российской империи мог бы знать русский язык и получше, — пожал плечами:
— Это все исключительно трудные вопросы…
И тут Сталин не выдержал и с почти незаметной насмешливостью успокоил:
— На самом деле это не так страшно. Вот Гитлеру граница казалась близкой к Берлину, так он отодвинул ее на целых триста километров.
Паасикиви сбавил спеси и пробормотал:
— Мы хотим жить в мире, оставаясь вне конфликтов.
— Это невозможно, господин Паасикиви.
— А как же ваш знаменитый лозунг: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»? — съехидничал финн.
— Я вам отвечу, — спокойно произнес Сталин. — В Польше мы вернули свое… А теперь речь идет об обмене… Мы ждем вас обратно двадцатого или двадцать первого…
— Двадцать первого подпишем соглашение, — подхватил Молотов, — а на следующий день устроим обед по этому поводу…
И 15 октября Паасикиви уехал, чтобы 23-го (а не 21 -го) вернуться уже с Таннером… И финны — несмотря на то, что одесский Привоз был от них на другом конце Европы, начали торговаться, тем более что в составе их делегации был экс-президент банка — Паасикиви, и действующий министр финансов Таннер.
Но им внятно было сказано, что наши предложения — это минимум.
— Торговаться нет смысла, — сухо сообщил Сталин. Однако начался спор…
— Кого вы боитесь? — спрашивали финны.
— Мы не боимся никого, но возможна затяжная мировая война, возможны агрессивные действия Англии и Франции… Британский флот уже заходил в Гражданскую войну в Койвисто, и британские торпедные катера совершали рейд в гавань Петрограда…
— Сейчас у нас с вами есть пакт о ненападении 32-го года, — возражал Таннер.
— Он был заключен при совершенно других обстоятельствах, — парировал Молотов.
Так прошло несколько часов…
— Может быть, вы еще раз обдумаете наши предложения по Ханко и перешейку? — в который раз предложил Сталин.
— Они неприемлемы… Собственно, говорить больше не о чем, и мы хотели бы откланяться, — отрезал Таннер.
Молотов был удивлен:
— Так вы намерены спровоцировать конфликт? Паасикиви запальчиво ответил:
— Мы — нет. Но вы, кажется, — да… Сталин уже не уговаривал и не спорил… Он стоял и молча улыбался…
И все же это был еще не конфликт… Вечером финнов вновь пригласили в кремлевский кабинет Сталина, и в 23.00 их там вновь принимали Сталин и Молотов.
— Мы готовы немного сбавить свои требования, но конечным пунктом на границе остается Койвисто, — сообщил Молотов.
— Нам надо связаться с Хельсинки, — опять затянул привычную «волынку» Паасикиви…
— Связывайтесь…
Финны направились в посольство, и там Паасикиви наутро после бессонной ночи осчастливил себя и Таннера «открытием»… И даже двумя — географическим и политическим.
— Двадцать лет мы жили в плену иллюзий, — говорил он Таннеру. — Наше географическое положение связывает нас с Россией… Если война разразится, мы ее проиграем, и результаты будут намного хуже, чем мы можем добиться сейчас. И зараза большевизма распространится по Финляндии…
— Что вы предлагаете?
— Надо связаться со Швецией…
Ответ Паасикиви — как, собственно, и все, сообщенное автором ранее, —документален. И получалось, что Паасикиви был намерен вовлечь в мир иллюзий еще и шведов… Что из этого у финнов получилось, мы еще увидим…
26 октября финны — ничего в Москве не решив — вернулись домой. И тут начались парламентские и прочие дебаты… Время шло… И Таннер опять собрался в Москву — весьма просрочив взаимно оговоренные сроки…
И тут 1 ноября, уже в поезде, он узнал, что Молотов в публичной речи огласил и советские предложения Финляндии, и советскую оценку поведения Финляндии…
Москва торопилась сама и решила публично подтолкнуть финнов…
Тут тоже повторялась ситуация, схожая с польской, — погода работала не на нас, и надо было торопиться… Мы и так со всем этим затянули, надеясь на то, что у финнов здравого смысла — в отличие от поляков — должно хватить…
Увы, все обстояло иначе…
Во-первых, Таннер расценил наш шаг как «некорректный». А ведь, если вдуматься, чего тут было недопустимого или недостойного? Напротив, обнародовав наши требования к финнам, мы доказывали этим свою уверенность в нашей правоте…
Финны же, «милостиво» добравшись до Москвы, все более отступали, но — не доходя до той черты, которую СССР определил как минимальную. А минимальной была черта по Койвисто…