Гитлер явно с намеком употребил тут формулу Бисмарка о «честном маклере», но оптимизм его насчет европейской коалиции был все же не очень пока искренним. Ни Франко, ни Петзн, ни даже дуче не были склонны впрягаться в общий европейский воз, где Германия была бы не то коренником, не то — возницей… Но вообще-то в основе своей идея была перспективной — особенно для СССР. И перспективной она была для нас прежде всего потому, что исключала продолжение европейского конфликта и означала мир.
А мир для нас — это было все!
Беседа длилась уже более двух часов, но Молотов был явно склонен продолжать задавать вопросы и сказал:
— Я благодарю за разъяснения, но хотел бы получить дополнительную информацию… Я согласен с оценкой роли Америки и Англии, но вот насчет пакта… Мы готовы принять участие в широком соглашении четырех держав, но как субъект его, а не как объект… Так что совместные акции с Германией, Италией и Японией возможны, но необходимо внести ясность в некоторые вопросы, особенно по Азии…
Гитлер повеселел, но предложил закругляться:
— Боюсь, герр Молотов, нам сейчас придется прервать дискуссию, иначе нас застанет сигнал воздушной тревоги… Но завтра я подробно отвечу на все ваши вопросы…
Ссылка на воздушную тревогу давала фюреру удобный тайм-аут, однако он и впрямь заботился о безопасности официальных гостей, относясь к ней ревниво… И он удалился, предоставив Риббентропу приглашать русских на прием в их честь.
Тревогу в тот вечер так и не объявили, и вечер, устроенный Риббентропом, удался… Генерал Гальдер прилетел на него из ставки ОКХ в Цоссене и заночевал в Берлине. Вернувшись, он записал в дневник:
«Вечером („Кайзерхоф“) — торжественный прием в честь Молотова (разговор с Риттером, Шнурре, Вайцзеккером)»…
Через день, 14-го, он записал и еще одно:
«Россия энергично требует поставок машин. Осуществимо!»
ПОКА государственные лидеры обсуждали государственные проблемы, замнаркома Яковлев тоже был в проблемах по уши — немцы показывали ему то, что он не успел увидеть в прошлые разы. Хотя и до этого он увидел уже почти все, потому что с весны 40-го года объездил почти всю «авиационную» Германию. Когда он уезжал туда в марте, то попросил у Сталина разрешения на упрощенную процедуру закупок оборудования и авиационной техники.
—Зачем?
— Обычная система оформления заказов очень уж бюрократична, а нам надо получить все побыстрее.
— Что же, это разумно…
— И еще, товарищ Сталин, нам бы немного свободных средств для предоплаты…
— И сколько вам надо валюты?
— Думаю, тысяч двести… Ну, хотя бы сто…
Сталин тут же позвонил Микояну:
— Анастас, выдели Яковлеву миллион, а когда они его потратят, переведи еще миллион…
Положив трубку, Сталин сказал потрясенному конструктору:
— Будут затруднения, телеграфируйте прямо мне. Условный адрес: Москва, Иванову…
И Яковлев отправился в рейх— тратить первый миллион. Вместе с ним ехали замнаркома Баландин и директор завода Дементьев.
Деньги они истратили быстро, потому что немцы делились новинками охотно — то ли искренне, то ли в желании удивить и морально подавить… Познакомился тогда Яковлев и с германскими знаменитыми коллегами — 45-летним высоким седеющим брюнетом Вилли Мессершмиттом с умными, острыми глазами, и маленьким, уже старым Хейнкелем… Оба были не только конструкторами, но и владельцами заводов.
Мессершмитт вел себя угрюмо, Хейнкель— радушно. В тридцатые годы наш заказ помог ему выбраться из кризиса, и он даже песни русские пел — «Из-за острова на стрежень…»
Наши технические делегации побывали и у «Юнкерса», и у «Фокке-Вульфа», хотя основателей— профессоров Юнкерса и Фокке на этих фирмах к тому времени уже не было — от них остались лишь фирменные названия.
У немцев закупали новейшее — истребители «Мессершмитт-109», «Мессершмитт-110», «Хейнкель-100», бомбардировщики «Юнкерс-88», «Дорнье-215»…
Сейчас Яковлева познакомили с Куртом Танком — сразу и директором завода на «Фокке-Вульфе», и главным конструктором, и шеф-пилотом фирмы. Типичный пруссак, он забрался в истребитель и лихо открутил серию фигур высшего пилотажа. В прошлый раз Яковлева сопровождал Степан Супрун — ас и пилотажник, и немцы были восхищены его мастерством. Супрун взлетел на скоростном «Хейнкеле-100» после десятиминутной консультации с германским коллегой.
Теперь с Яковлевым был генерал Гусев — тоже летчик, и Танк предложил ему опробовать самолет. Гусев сел в кабину, запустил мотор, начал пробег и… поставил самолет «на попа», не справившись с тормозами…
Танк покачал головой и предложил:
— Пойдем обедать…
Обедали не так, как у Хейнкеля и Мессершмитта — в директорских апартаментах, а в общей заводской столовой самообслуживания на несколько сот человек. За стол садилось по десять. Танк от других себя не отделял, и было видно, что он здесь — не для парада, а обедает постоянно.
Обед, впрочем, гостям принесли — горох с рубленой свининой. Яковлеву все это понравилось, но он невольно припомнил угощение Танка вечером 13 ноября, когда они чокались коньяком за столом на ужине в честь Молотова в советском полпредстве.
Взбодренный коньяком, русской икрой и кофе спикером, Танк похвалился:
— Я сделал выдающийся истребитель! 700 километров в час!
— Прилично, — согласился Яковлев.
— Но об этому — никому!
— Покажете?
— Покажу…
Однако прототип «Фокке-Вульфа-190» Яковлев так и не увидел — Танк, отойдя от коньяка, суперсекретную машину показать не рискнул… Да и скорость у «Фоккера» была все же поменьше…
Мы тогда, впрочем, тоже показывали немцам многое… И когда немецкая авиационная миссия во главе в военно-воздушным атташе Ашенбреннером вернулась из Москвы, то ее доклад в Главном штабе люфтваффе произвел впечатление ошеломляющее…
Немецкие успехи тоже, однако, впечатляли… И были более основательными… Как-никак за ними стояла выдающаяся техническая культура.
Яковлев смотрел на блестящих, затянутых во фраки и мундиры гостей полпреда Шкварцева, среди которых были Риббентроп и Гиммлер, шеф рейхсканцелярии Ламмерс и подтянутый инженер Тодт, фюрер Трудового фронта Лей и заместитель Геббельса — доктор Дитрих…
Потом он переводил взгляд на сидевшего рядом Курта Танка, лицо которого было испещрено следами студенческих дуэлей, ловил в свою очередь взгляд его серых жестких глаз и думал о том, что технический язык все же попроще дипломатического…
ВТОРОЙ день визита — 13 ноября, начался с поездки к Герингу. Геринг накануне отсутствовал, но специально прилетел в Берлин, чтобы повидаться с русским премьером.
Особого значения беседа с наци № 2, может быть, и не имела, но Геринг — как о том сказал ему сам Молотов — ведал большим количеством хозяйственных, политических и военных дел и относился к выдающимся организаторам Германии… И у Молотова были тут вполне конкретные цели — вплоть до улаживания с Герингом вопросов о поставке броневых плит.