Кто наигрывал на скрытых струнах, для меня по сей день остаётся загадкой. Простейший ответ – ЦРУ и т. д. – верен, но слишком прост. Конечно, та атмосфера, которая царила в стране к лету 1991 года, тщательно подготавливалась не одно десятилетие. И всё же то, что произошло в СССР летом 1991 года, не укладывается ни в какие теории психоанализа, не может быть внятно объяснено никакими школами психиатрии, не укладывается ни в какие логические схемы.
Хотя один вполне логичный вывод из тогдашней вакханалии социального абсурда сделать надо: любые богемные или, напротив, вождистские поползновения российских «интеллигентов» надо душить на корню. Это хорошо понимал умный, порой желчный, но глубокий (очевидно, поэтому и забытый) советский интеллектуал Михаил Юльевич Левидов, назвавший интеллигенцию в 1924 году иллюзией, которая очень уж дорого обходится народу.
«Ежовые» (не от наркома НКВД Ежова, а от русской идиомы) «рукавицы» для «мыслителей» просто необходимы. В подтверждение этой мысли я сошлюсь ни на кого иного, как на Пушкина. Того самого, Александра Сергеевича, певца свободы. В своём не очень-то известном произведении «Путешествие из Москвы в Петербург» (конечно же, это был ответ на «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева) Пушкин писал:
«…писатели во всех странах мира суть класс самый малочисленный из всего населения. И очевидно, что аристокрация самая опасная – есть аристокрация людей, которые на целые поколения накладывают свои страсти, свои предрассудки… Никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографского снаряда (теперь – и телеэкрана. – С. К.). Уважайте класс писателей, но не допускайте же его овладеть вами совершенно».
Предупреждение – особенно для русских людей – на века! Жаль, что ему не вняли широкие массы советских людей в 50-е, 60-е, 70-е, 80-е и последующие годы. Ведь скольким неплохим, если вдуматься, людям загадили мозги разного рода самозваные «властители душ», издававшиеся как «Самиздатом» и «Тамиздатом», так и, увы, вполне легальными, государственными советскими издательствами.
И скольким они загаживают мозги по сей день!
Массовые витии московских и прочих кухонь никогда не всплывали в СССР до уровня высшего слоя – то есть до уровня густо покрывшего жизнь советского общества «элитного» дерьма. Наоборот, нередко кухонные «витии» опускались на социальное дно. Но и на дне они всё же существовали, а не вымирали.
После гибели СССР этот слой – как явление – просто самоуничтожился и сегодня если и существует, то лишь как богемное развлечение для нуворишей. А ведь когда-то «витии» претендовали на то, чтобы перевернуть и Россию, и весь мир.
Перевернули.
Наконец, третий вариант гибели СССР – заказное предумышленное убийство. Есть ли у нас основания остановиться на нём как на отражающем реальность?
Безусловно! Он-то её и отражает. Сегодня этого всё чаще не скрывают сами убийцы как из числа деятелей «пятой колонны» в СССР, так и из их зарубежного руководства. Собственно, убийство СССР не могло быть так или иначе не замышлено! И оно было замышлено, и намного раньше, чем это сегодня представляется большинству. Я скажу об этом в главе 5 «Убить до рождения» и главе 6 «Прорабы измены: от Горбачёва к Троцкому…».
Да, Советский Союз пал жертвой преступления. И не может быть сомнений в том, что это было многократно резервированным предумышленным убийством. Для СССР давно готовился предательский нож в спину со стороны «пятой колонны», то есть – прямых предателей…
На убийство СССР умело подстрекали неврастеничных, взвинченных, интеллигентствующих полудурков – как монаха Жака Клемана науськивали на французского короля Генриха IV…
СССР умело десятилетиями отравляли ядами внешней подрывной работы.
СССР ослабляли, разваливали, чтобы убить.
И, возможно, убили.
А возможно, и нет!
В конце пролога этой книги я сообщал читателю, что давно имею свой вариант печально знаменитой «крылатой» фразы из пьесы Ганса Йоста «Шлагетер»: «Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к спусковому крючку пистолета».
Что же до автора этой книги, то вот уже много лет, когда я слышу слово «интеллигенция», моя рука тянется к розге!
И вот почему…
Знаменитый русский историк Василий Осипович Ключевский классифицировал интеллигенцию так:
«1) Люди с лоскутным миросозерцанием, сшитым из обрезков газетных и журнальных. 2) Сектанты с затверженными заповедями, но без образа мыслей и даже без способности к мышлению. 3) Щепки, плывущие по течению, с одними словами и аппетитами».
Понятие «интеллигенция» впервые употребил писатель Пётр Дмитриевич Боборыкин, человек судьбы, надо заметить, не очень обычной: из дворян, родился в 1836 году в Нижнем Новгороде, умер в 1921 году в швейцарском Лугано, но не как белоэмигрант, потому что не жил в России с 1865 года, бывая на родине лишь наездами. Боборыкин запустил в оборот слово в 70-х годах XIX века, а в 90-х годах того же века Ключевский писал:
«Это слово недавно вошло у нас в употребление. Оно некрасиво, хотя имеет классическое происхождение. Некрасиво оно потому, что неточно, значит не то, что хочет обозначать. Оно означает человека понимающего, а им называют человека, обладающего образованием. Может быть, потребность перезвуковывать образованного русского человека в интеллигентного внушена полусознательным, патологическим процессом, который совершается в русском обществе и образец меткого диагноза которого дан в пословице: «У кого что болит, тот о том и говорит». Не потому ли и подвернулось слово, смешивающее образование с пониманием, что способность понимания у образованного русского человека становится больным местом» (выделение курсивом моё. – С. К.).
Ключевский прослеживал проблему со времен ещё допетровских и заключал словами, удивительно современными, полностью подходящими для оценки как «политиков» на «интеллигентских» кухнях 70–80-х годов, так и нынешних «политологов», «социологов», «идеологов» и прочих «мыслителей» в «Россиянии»:
«Гордый русский интеллигент очутился в неловком положении: то, что знал он, оказалось ненужным, а то, что было нужно, того он не знал. Он знал возвышенную легенду о нравственном падении мира и о преображении Москвы в Третий Рим, а нужны были знания артиллерийские, фортификационные, горнозаводские, медицинские, чтобы спасти Третий Рим от павшего мира. Он мог по пальцам пересчитать все ереси римские, люторские или армянские, а вопиющих домашних пороков не знал или притворялся не замечающим… Образованный русский человек знал русскую действительность как она есть, но не догадывался, что ей нужно и что ему делать»…
Читая это, я невольно и неизбежно вспоминаю многих, увы, очень многих…
И – всех былых витий времён «застоя» и затем – «катастройки».