Это не современные стенания по погибающей Русской земле. Это выдержки из дневника академика-историка, директора Румянцевского музея Юрия Владимировича Готье за… июль 1917 (тысяча девятьсот семнадцатого) года .
Напомню, что уже после таких вот «прогнозов» рафинированного российского интеллигента Россия имела Днепрогэс и Чкалова, сотни тысяч молодых аэроклубовцев и «Рабочего и колхозницу» Мухиной, берлинское Знамя Победы и Гагарина, фотопанорамы планет и лунные следы луноходов, забитые загорелым курортным людом Крым и Кавказ, прочный мир, гарантированный советскими ядерными ракетами, и лучшую в мире систему образования.
Дальнейшие комментарии к этой цитате здесь, пожалуй, излишни. Да, безусловно, нынешний кризис в России — это последний наш кризис.
Однако исход его «по Бжезинскому» не запрограммирован автоматически. Многое зависит от многого.
А точнее — зависит от нас!
И той Америке, которая всё нахальнее протягивает руки к горлу России, пора бы задуматься: не рискует ли она в результате протянуть ноги?
К тому же, если Россию дестабилизировала Америка, то ведь та же Америка дестабилизирует и саму себя. Дестабилизирует, потому что прогнила прежде всего нравственно.
В НОЧЬ с 31 декабря 2000-го на 1 января 2001 года ХХ век закончился, как закончилась и «юбилейная» истерия «миллениума». Однако продолжились начатые ещё в прошлом веке подведение итогов и обсуждение перспектив мира.
Забавно было читать сообщения о том, что в первую десятку наиболее значительных событий столетия американские журналисты не включили не то что Великую Октябрьскую социалистическую революцию, не то что полёт Гагарина, но даже — Первую и Вторую мировые войны!
Вряд ли в чём-либо другом местечковость американского миропонимания выявилась так остро и зримо. Для Америки вся планета, кроме United States, — задний двор, до которого хозяевам поместья «Земля» дела нет. И хотя янки пытаются хозяйничать от полюса до полюса, они при этом не интересуются ничем, кроме самих себя.
Причину такого взгляда на мир видят в неких особых свойствах «американизма», но как и почему выработались эти особые свойства? И в каких отношениях с ситуацией, создавшейся к концу прошлого и началу нынешнего века, находится то, что когда-то назвали «американской мечтой»?
Здесь имеется в виду не та «мечта», которая включает в себя коттедж, машину и хотя бы скромный счёт в банке. Под «американской мечтой» интеллектуалами Америки издавна понималось такое устройство общества, которое мыслящая Америка почитала если и не идеальным, то, во всяком случае, наиболее приемлемым для той общности людей, которая провозгласила: «Мы, народ Соединённых Штатов…»
Каким же был этот символ общественной веры ранней Америки?
Один из отцов-основателей США — Томас Джефферсон видел общественный идеал в обществе свободных людей, разумно пользующихся своими правами, но это, по сути, коммунистический идеал, и Джефферсон, как это ни забавно, фактически предвосхищал марксистское видение будущего человечества. Ведь уже в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс писали: «На место буржуазного общества приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».
Впрочем, классическая американская мечта смотрела на дело несколько иначе, чем основоположники марксизма. Так, Уильям Фолкнер определял эту мечту как «земное святилище для человека-одиночки», который был бы свободен не только от деспотической власти, подавляющей массу, но и от самой массы, навязывающей одиночке свои установления. В речи 14 апреля 1955 года в Университете штата Орегон Фолкнер говорил:
…
«…Была американская мечта: «Мы создадим новую землю, где каждая индивидуальная личность — не масса людей, а индивидуальная личность — будет обладать неотчуждаемым правом индивидуального достоинства и свободы, основывающимся на индивидуальном мужестве, честном труде и взаимной ответственности».
Фолкнер говорил это через сто лет после выхода в свет «Коммунистического манифеста», однако сам он не увидел и не осмыслил родство ранней американской мечты и марксистcкой теории.
Через двадцать лет после речи Фолкнера Роберт Пенн Уоррен в своей лекции об эволюции американской мечты помянул Джефферсона и процитировал Уолта Уитмена, жившего посредине между Джефферсоном и Фолкнером с Уорреном. При этом Уоррен опять-таки не заметил, что цитата из Уитмена: «Каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам» — это фактически — поэтическая перифраза марксистской формулы общественного бытия.
Что это — случайное совпадение или скрытое закономерное родство? Казалось бы, сходство во взглядах на новое общество — налицо. Марксистский коллективизм давал свободу индивидууму как члену коллектива. Но ведь и американский индивидуализм предполагал свободное объединение личностей обязательным условием свободного человеческого развития!
Однако в Америке всё вышло иначе. Что же помешало воплотиться в жизнь американской мечте? Как общество, которое уже во времена Пушкина почиталось образцом свободы, к началу XXI столетия превратилось в тоталитарную империю жандармского толка?
Вопросы есть, но есть ли на них ответы?
УПОТРЕБЛЕНИЕ понятия «американизм» не объяснит нам ничего уже потому, что само это понятие является порождением другого — более фундаментального явления мировой, и, естественно, американской в том числе, истории. И имя этому явлению — капитализм! Капитализм — вот то, что извратило и американскую мечту, и мир в целом. Великие американцы и понимали это, и не понимали в одно и то же время. Джеймса Фенимора Купера к марксистам не отнесёшь никак — он скончался как раз тогда, когда активная политическая деятельность Маркса и Энгельса только разворачивалась — в 1851 году. Однако Купер предвидел, что плутократия нанесёт удар в самое сердце демократии . Марк Твен был младшим современником Маркса и Энгельса, всего лишь семь лет не дожил до Великого Октября, но марксистом не стал. Тем не менее он вынес убийственно-пророческий и практически марксистский приговор американизму как наиболее последовательной форме капитализма:
…
«Спасти Великую республику оказалось невозможным. Она прогнила до самой сердцевины. Правительство окончательно попало в руки сверхбогачей и их прихлебателей. Избирательное право превратилось в простую машину. Торгашеский дух заменил мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана».
Твен сказал хорошо, но охарактеризовал ситуацию, так сказать, «на вырост». Во времена позднего Твена Америка ещё не прогнила, тогда в ней ещё творили духовно здоровые Джек Лондон, О’Генри, начинал работать Драйзер.
Через пять лет после кончины Твена, на рассвете 19 ноября 1915 года по приговору американского суда был расстрелян поэт и певец Джо Хилл — полный антипод торгашеской морали. Однако и тогда ещё Америка оказалась способной дать нам Чаплина, Синклера, Рокуэлла Кента, задорный и остроумный — отнюдь не торгашеский в своих лучших образцах кинематограф. Уже после Твена Этель и Юлиус Розенберги предпочли жизни, сломанной отступничеством от идеала, смерть во имя его.