И если гибнущая Страна Добра не обретёт нового Сталина — не дравшего, не пытавшего и сажавшего, не расстреливавшего за опоздание на работу, не лишавшего страну свободы и всех прав, не насаждавшего казарму и муштру и не кормившего народ «бурдой» СМИ, а организовывавшего жителей Советской Вселенной на построение изо дня в день лучшей — для всех, а не для «мальчиков из Куршевеля» — жизни, то, смотришь, уже в перспективе ближайших лет ни от народов Страны Добра, ни от всей Русской Вселенной на Планете и впрямь может не остаться и духу!
Но тогда я очень не позавидую Планете.
Я ТАК ПОДРОБНО остановился на опусе Бенграрда не потому, конечно, что был уязвлён его инсинуациями в лично мой адрес — они меня всего лишь позабавили, за что я приношу сему «литературному европейцу» вполне искреннюю благодарность! Однако статья Бернгарда, во-первых, представительна по своей безудержной злобе по отношению к СССР и поэтому заслуживает нашего анализа. Во-вторых же, как это ни грустно, она отчасти справедлива в своей критике и неприятии того бытового и духовного хамства, которое автор статьи «Дивная птица» не может забыть по прошлым временам и с которым он сталкивается в общении с русской диаспорой в Германии.
И вот тут он кое в чём прав, хотя, если иметь в виду обличаемую Бернгардом нынешнюю русскую диаспору, то она представляет собой те же духовные отбросы нации, что и «литературные европейцы», но только менее образованные и рафинированные.
Тем не менее и в Советской Вселенной хамства хватало, чего я, к слову, не только никогда не отрицал, но и не раз об этом в своих книгах писал, противопоставляя народу Ивана да Марьи народишко ванек и манек как производное от «свинцовых мерзостей» царизма.
Эти мерзости подлинные русские патриоты — начиная от Ивана Грозного и Петра Великого и заканчивая Глебом Успенским, Горьким, Лениным и Сталиным, обличали не с пенной злобой — как Бернгард, а со страстью негодования, стремящегося к массовой образованной и культурной России.
Вечное противоборство: Иван да Марья против Ванек и Манек… Советская Россия, Ленин и Сталин были сильны первыми, живя для того, чтобы перевоспитать и сделать невозможными в будущем вторых!
В начале осени 1917 года молодой ещё Сталин весело, с юмором писал:
…
«…поистине: «окружили мя тельцы мнози тучны», клевеща и донося, угрожая и умоляя, вопрошая и допрашивая»…»
Наступил Великий Октябрь. Страна ушла от царизма, но не ушла от себя. Называясь с конца декабря 1922 года Союзом Советских Социалистических Республик, по своей национальной психологии она и к концу 20-х годов оставалась во многом лапотной «Расеей»…
Я позволю себе вновь обратиться к собственной книге «Россия и Германия: вместе или порознь?» и воспроизвести оттуда — не беря их в кавычки — некоторые размышления и факты, сопроводив их рядом новых дополнений.
Большевикам досталось от старой России очень непростое психологическое состояние общества, которое тогда на 80 % было крестьянским. Русский крестьянин набивал мозоли с утра до ночи, но, обливая п о том тело, далеко не каждый крестьянин был склонен и к соответствующим душевным усилиям для того, чтобы осознать себя как члена общества и совместно организоваться к более умной, осмысленной жизни. В полузабытой в нынешней «Россиянии» (как и многое другое умное) поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» как наблюдение с натуры приводится показательная статистика: на одно пьющее село одно не пьющее село! Увы, половина была пьющей, было в Русской Вселенной времён царизма и так. И такой же двойственной была массовая психология — в русском народе всегда хватало как коллективистов, так и индивидуалистов, при, увы, преобладании последних.
Эта раздвоенность народной доли давно не давала покоя мыслящим русским людям… Скажем, Александр Николаевич Энгельгардт до тридцати восьми лет был профессором химии Петербургского земледельческого института, а в 1871 году его за народническую пропаганду среди студентов выслали под надзор полиции в собственное имение Батищево Смоленской губернии. Там он создал образцовое хозяйство, но известен стал своей книгой писем «Из деревни».
Энгельгардт знал деревню прекрасно и точно её описал. Его охотно цитировал Ленин, который считал, что: «Энгельгардт вскрывает поразительный индивидуализм мелкого земледельца с полной беспощадностью. Он подробно показывает, что наши «крестьяне в вопросах о собственности самые крайние собственники», что «у крестьян крайне развит индивидуализм, эгоизм, стремление к эксплуатации»…».
В письме седьмом «Из деревни» Энгельгард описывает типичный крестьянский двор из нескольких родственных семей так:
…
«Все отлично умеют работать и действительно работают отлично, когда работают не на двор, а на себя. Каждая баба смотрит, чтобы не переработать, не сделать больше, чем другая. Каждая моет свою дольку стола , за которым обедают».
Дольку , читатель!
Записки Энгельгардта — это последнее двадцатилетие позапрошлого века. А вот записки советского учёного-оптика Сергея Фриша. В конце двадцатых и начале тридцатых годов прошлого века его посылали в Германию и Голландию. Вот два его наблюдения и сопоставления по возвращении, относящиеся к 20-м годам.
Ленинград… Трамвайная остановка, людей немного. Подходит полупустой трамвай, и начинается толкотня — каждый пытается влезть первым.
Берлин… Час «пик». К остановке подходит автобус, и кондуктор с задней площадки показывает ожидающей очереди три пальца — мол, свободных три места. Три первых спокойно, не торопясь, входят в автобус.
Ленинград… У керосиновой лавки молодой возчик скатывает с телеги по доске новенькие металлические бочки. Одна случайно вырывается и ударяется о фонарный столб. Вмятина… И теперь остальные скатываются так же: парню понравился грохот, и он направляет бочки в столб нарочно.
Голландия, Гронинген… Тоже керосиновая лавка, и такие же бочки на телеге. Возчик достает из-под козел соломенную подушку и начинает аккуратно скатывать бочки на неё.
Вот в каких условиях здоровым силам Советской России пришлось решиться на «великий перелом» народной и прежде всего — крестьянской, психологии. Вот какие «вековые устои, обычаи, привычки», милые сердцам вынужденно задержавшихся в СССР князей Голицыных Гедиминовичей и им подобных, надо было разрушить, чтобы Россия могла жить.
Поколения голицыных, бобринских, романовых привили такие — воинственно хамские — «устои» поколениям русских крестьян. После реформы 1861 года, после «освобождения», миллионы их — бывших крепостных, нынешних безземельных — двинулись в города, унося с собой и устои, обычаи, привычки.
Иваны да Марьи уносили с собой устои нравственно здоровые… Ваньки и Маньки — безобразные. А города Рябушинских, Терещенок, Гужонов и Бродских давили доброе и поощряли тёмное, придурковатое…
В «Краткой Русской истории» М. Давыдкина и И. Селезнёва для народных училищ, изданной в 1910 году Товариществом И.Д. Сытина, сообщалось: