Коржаков. Потому что думаю, Ельцин победит с небольшим перевесом, наберет 51 52 процента голосов. Тут оппозиция начнет орать: «Это подтасовка!» Еще начнут все громить…
Черномырдин. Да ну.
Коржаков. Запросто. Этот сценарий мы прошли уже в октябре (1993 года. О.М.). Если же Ельцин проиграет, то этого тем более допустить нельзя. Инициатива о переносе выборов должна исходить от коммунистов. Я им сказал: «Смотрите, ребята, не шутите, мы власть не отдадим».
Вот так: «мы», то есть Ельцин и Коржаков. Вряд ли человек, незнакомый с тогдашней российской действительностью, поверил бы, что все это говорит начальник президентской охраны, чьи функции, по идее, должны ограничиваться сбережением в целости главного «тела» страны и не распространяться за пределы этого.
Черномырдин, естественно, опять «…». Слишком ответственное заявление «власть не отдадим», чтобы как-то его комментировать, под магнитофон проявлять свою позицию.
Далее идет подробный разговор о том, как уломать коммунистов, чтобы они сами выступили с инициативой отмены (переноса) выборов.
«Коржаков. Но Зоркальцев (один из тогдашних коммунистических руководителей. О.М.) меня убеждает, что коммунисты теперь хорошие. Почему тогда у них Руцкой, Умалатова, Анпилов?..
Черномырдин. А как с Зоркальцевым?
Коржаков. С Зоркальцевым мы договорились, что будем еще встречаться. Он сам пришел ко мне организовать встречу Зюганова с шефом. Шеф пока не отказался. И было бы неплохо это устроить 22 апреля, поздравить Зюганова в день рождения Ленина. Но коммунисты должны с чем-то прийти…
Черномырдин. Мы вчера как раз обсуждали, что такие попытки Борису Николаевичу самому инициировать нельзя. Он может пригласить, допустим, руководителей фракций.
Коржаков. Он встречается с ним как с руководителем фракции. Только так.
Черномырдин. А Зоркальцев приходил, чтобы организовать встречу?
Коржаков. Да.
Черномырдин. Тогда надо делать.
Коржаков. Я ему прямо сказал: «Вы думаете, мы вам власть отдадим? Вы поняли, что у нас намерения серьезные, когда Думу захватили в воскресенье, 17-го числа (то есть 17 марта. О.М.). Так что не отдадим. Давайте по-хорошему договариваться. Может, портфели поделим какие-то».
Черномырдин. У коммунистов самая лучшая позиция быть в оппозиции.
Коржаков. Если бы они от этих дураков крайних отмежевались, то, пожалуйста, берите портфели в правительстве, какие нужны, и работайте. В Италии компартия самая большая, но там никаких революций нет, спокойно все существуют. Во Франции тоже никаких проблем. А почему мы не можем так же?»
Вот опять: начальник президентской охраны, призванный всего лишь обеспечивать безопасность главы государства, торгуется с политическими противниками президента, предлагает им министерские должности в обмен на перенос выборов… Чудны дела твои, Господи!
Знал ли Ельцин об этих переговорах? Может, и знал. Даже наверняка знал: недаром же он «пока не отказался» от встречи с Зюгановым, которую предлагал провести Зоркальцев. (Кстати, замечу в скобках, что один из ведущих членов ельцинского штаба Сергей Филатов еще 5 апреля уверял журналистов, что «какие-либо контакты» Ельцина «с представителями КПРФ» исключены. Видимо, Коржакову все-таки лучше было известно, что исключено, что не исключено.) О чем предполагалось говорить на этой встрече? Возможно, как раз о «портфелях в правительстве» как плате, которую могут получить коммунисты, если согласятся на перенос выборов.
Правда, потом Ельцин начнет одергивать своего охранника: не лезь в политику! Но это еще ничего не значит: публично можно одергивать, а за кулисами, втихую поощрять такое «залезание». Или, по крайней мере, просто закрывать на него глаза…
Председатель правительства охотно поддакивает своему собеседнику. И несмотря на магнитофонную запись! соглашается, что выборы надо отменять, даже если ценой такой отмены станет предоставление коммунистам министерских постов.
«Черномырдин. Для меня никакой разницы нет, красный министр или еще какой-нибудь. Все равно будет делать то, что мне надо… Да-а… Самый лучший вариант это отменить выборы.
Коржаков. Инициатива должна идти от коммунистов.
Черномырдин. Как это сделать?..
Коржаков. Я поставил коммунистам жесткое условие: если готовы обсуждать идею по отмене выборов, то давайте конкретные предложения. 70 лет рулили, теперь дайте нам 70 лет порулить. Вот если мы за этот срок не вырулим, тогда обратно власть отдадим».
Вот такой циничный разговор. Предельно циничный. По всему видно: Коржаков плохо понимает, какова суть перемен, происходящих в стране. Для него все просто: одна группировка к которой принадлежит и он сам перехватила власть у другой и не собирается ее отдавать. В крайнем случае, отдаст лет через семьдесят, если очередной эксперимент по «рулению» окажется столь же неудачным, как и коммунистический.
А Черномырдин? Тоже не понимает?
Впрочем, скорее, оба они все прекрасно понимают, но… Плевать они на все это хотели! Главное для них как для многих, дорвавшихся до высоких постов, власть! В этом и заключается цинизм деятелей такого рода.
В отличие от своего визави, Черномырдин не согласен отдавать эту самую власть обратно. Ни при каких обстоятельствах. Даже и через 70 лет.
«Черномырдин. Обратно (отдавать власть. О.М.) нет.
Коржаков. Да это я условно говорю. Но Зоркальцев, чувствуется, испуган. Хочет мирного исхода.
Черномырдин. Значит, это серьезно у них.
Коржаков. Они дрогнули. Шеф сказал, что от идеи запрета компартии еще не отказался.
Черномырдин. Правильно, надо запрещать и думать выше. Конечно, нам выборы не нужны.
Коржаков. Будоражить людей, отрывать от работы…
Черномырдин. Все равно готовиться надо.
Коржаков. Самое главное, что шеф сам будет против этой идеи (то есть против отмены выборов. О.М.). Но его можно уломать.
Черномырдин. Конечно, все согласятся.
Коржаков. Коммунисты сейчас уже не те, на «Ауди» катаются, в Снегирях живут. Это те, кому от власти что-то досталось. А вот те, кому ничего…
Черномырдин. Те и орут.
Коржаков. А через два года у каждого будет свое дело.
Черномырдин. Только выборы не отменять, а переносить.
Коржаков. Только перенос… Какая отмена, у нас демократия!..
Черномырдин. Тогда давай давить. Тогда я сейчас это буду Борису Николаевичу говорить…»
Эти циники никогда не воспринимали слово «демократия» всерьез. Если и употребляли его, то лишь в насмешливом контексте.