„Товарищи и граждане! — сказал он. — Против нас применяют грубую сипу! Мы не можем допустить, чтобы руки этих темных людей были запятнаны нашей невинной кровью! Быть расстрелянными этими стрелочниками — ниже нашего достоинства. (Что он понимал под словом „стрелочники“, я так и не понял.) Вернемся в думу и займемся обсуждением наилучших путей спасения страны и революции!“
После этого толпа в строгом молчании повернулась и двинулась вверх по Невскому, всё ещё по четверо в ряд».
Домаршировав до городской думы, они всерьёз озаботились спасением родины и революции… ну конечно же, образовав ещё один комитет, который так и назывался — Комитет спасения родины и революции. Естественно, он тут же объявил себя высшей властью. Петроградская городская дума, заявив, что она является единственной легитимной властной структурой, сделала то же самое. Лейтмотив был один: большевики — разбойники и грабители, их конец — вопрос нескольких часов, так что нечего тут. ю К Комитету спасения примыкали все новые и новые организации: ЦИК, исполком крестьянских советов, Центральный армейский комитет, Центрофлот, центральные комитеты партий меньшевиков, эсеров и народно-социалистической партии, крестьянский союз, почтово-телеграфный союз, Викжель, Союз союзов [193] , торгово-промышленный союз, кооперативы, земства, городские самоуправления…
26 октября, когда еще не закончился съезд Советов, Комитет выпустил своё первое воззвание.
«Гражданам Российской республики.
25 октября большевиками Петрограда вопреки воле революционного народа преступно арестована часть Вр. правительства, разогнан Временный Совет Российской республики и объявлена незаконная власть.
Насилие над правительством революционной России, совершенное в дни величайшей опасности от внешнего врага, является неслыханным преступлением против родины.
Мятеж: большевиков наносит смертельный удар делу обороны и отодвигает всем желанный мир.
Гражданская война, начатая большевиками, грозит ввергнуть страну в неописуемые ужасы анархии и контрреволюции и сорвать Учредительное Собрание, которое должно упрочить республиканский строй и навсегда закрепить за народом землю.
Сохраняя преемственность единой государственной власти. Всероссийский комитет спасения родины и революции возьмет на себя инициативу воссоздания Временного правительства, которое, опираясь на силы демократии, доведет страну до Учредительного Собрания и спасёт её от контрреволюции и анархии.
Всероссийский комитет спасения родины и революции призывает вас, граждане:
Не признавайте власти насильников!
Не исполняйте их распоряжений!
Встаньте на защиту родины и революции!
Поддерживайте Всероссийский Комитет Спасения Родины и революции!» [194]
Как видим, Геббельсу было у кого учиться искусству наглой лжи. Гражданскую войну начали никоим образом не большевики, а Керенский, который помчался за казаками. О законности власти Совнаркома мы уже говорили, а писать, что «временные» арестованы вопреки воле революционного народа… впрочем, тут авторы воззвания были правы. Народ — помните, там, на набережной? — предлагал сразу отрезать им головы и кинуть в Неву. Пожалуй, всё-таки вопреки…
О том, какие слова произносил рабочий или солдат, прочитав ненавистное слово «оборона», или что говорил крестьянин, услышав обещание, что Учредительное Собрание (которое, как твердили на протяжении всех этих восьми месяцев, состоится после победоносного окончания войны) даст ему землю — которую уже дал съезд Советов…
Впрочем, рассчитан сей опус был не на морлоков — он предназначался для «чистой» публики. На грамотного обывателя обрушился целый вихрь воззваний, прокламаций, газетных статей. Его пугали голодом, немцами, погромами, уверяли, что большевики пришли к власти незаконно, что все их обещания — ложь, грозили возмездием Божиим, союзническим и криминальным. Народ, неграмотный, но не темный, встречал эту печатную продукцию смехом: мол, проиграли, а теперь машут после драки кулаками.
В городе, везде, где только можно было помитинговать, кипели возмущенные толпы. Они были чрезвычайно трусливы и разбегались при виде одиночного броневика — но большевистское правительство ещё не дозрело до того, чтобы гасить страсти свинцовым дождем — это придет позже. Пока что митингующих пытались утихомирить немногочисленные красногвардейские караулы. Естественно, тщетно пытались…
* * *
Совершенно замечательно обстановку 26 октября изложил Джон Рид. Он хоть и сочувствовал большевикам, однако пытался все же быть объективным, и эта объективность хорошего журналиста получилась покруче любой агитации. Итак, ему слово.
«В этот день я видел в огромном амфитеатре Николаевского зала бурное заседание городской думы, объявленное беспрерывным. Здесь были представлены все силы антибольшевистской оппозиции. Величественный, седобородый и седовласый городской голова Шрейдер рассказывал собравшимся, как прошлой ночью он отправился в Смольный, чтобы заявить протест от имени городского самоуправления. „Дума, являющаяся в настоящий момент единственной в городе законной властью, созданной на основе всеобщего, прямого и тайного голосования, не признает новой власти!“ — заявил он Троцкому. В ответ Троцкий сказал: „Что ж, на это есть конституционные средства. Думу можно распустить и переизбрать…“ Рассказ Шрейдера вызвал бурю негодования…
„Если вообще признавать правительство, созданное штыками, — продолжал старик, обращаясь к думе, — то такое правительство у нас есть. Но я считаю законным только такое правительство, которое признается народом, большинством, а не такое, которое создано кучкой узурпаторов…“ [195]
Городской голова среди шума и криков сообщает, что большевики уже нарушили права городского самоуправления, назначив в ряд отделов своих комиссаров… Кадет Шингарев потребовал, чтобы все служащие городского самоуправления, согласившиеся быть комиссарами Военно-революционного комитета, были смещены и преданы суду.
…
Время от времени появлялись связные и приносили новости, переданные им по телефону. Большевики выпустили из тюрьмы четырех министров-социалистов. Крыленко отправился в Петропавловскую крепость и сказал адмиралу Вердеревскому, что морской министр дезертировал и что он, Крыленко, уполномочен Советом народных комиссаров просить его ради спасения России взять на себя управление министерством. Старый моряк согласился… [196] Смольный издал новый декрет, расширяющий полномочия городских дум в продовольственной области».