Ленин-Сталин. Технология невозможного | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Глава 5 ТА РОССИЯ, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ

Как упоительны в России вечера!

Любовь, шампанское, закаты, переулки,

Ах, лето красное, забавы и прогулки,

Как упоительны в России вечера.

Балы, красавицы, лакеи, юнкера,

И вальсы Шуберта, и хруст французской булки,

Любовь, шампанское, закаты, переулки —

Как упоительны в России вечера!

Из песни

Если судить о России по патриотически-назидательной литературе, то не страна это была, а рай земной. Мужики сплошь богобоязненны и трудолюбивы (недаром и слово «крестьянин» происходит от «христианин» — говорят господа «патриоты». Забавно. Что же получается, что все прочие сословия в России христианами не были?), дворяне озабочены исключительно защитой отечества да процветанием вверенных им мужичков, ну а образованная публика самоотверженно несёт в народ просвещение [88] .

Но ведь сказал почему-то в начале девятисотых годов обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев Николаю II: «Продление существующего строя зависит от возможности поддерживать страну в замороженном состоянии. Малейшее теплое дуновение весны, и все рухнет». Естественно, не Николай создал эту ситуацию, и не его отец, который успешно всю эту хлябь, выражаясь словами Победоносцева, «подмораживал». Зрела она давно, как минимум с петровских реформ, которыми начали вводиться в России совершенно неподходящие ей порядки — насмотрелся царь-батюшка красот по европам и решил у себя такое же завести. Ну да не он первый, сколько раз россияне с завидным постоянством наступали на те же грабли. Но с него пошло разрушение того, что трогать было нельзя — основы, на которой строилось государство.

Наши публицисты-«патриоты» стыдливо называют традиционную иерархию российского общества «системой повинностей». Царь служит Богу, бояре — царю, и так далее, до последнего холопа. Всякие западноевропейские фокусы типа «король — первый среди равных» и пр. при попытке ввести их в России всегда карались с соответствующей времени жестокостью. Если называть вещи своими именами, страна строилась как военный лагерь — но вся штука-то в том, что русский человек никогда не имел ничего против военного лагеря. Он имел против, когда солдаты умирали, а генералы толстели. Опять же если мы вспомним о том, из каких компонентов составлен русский народ, это и не удивительно, правда?

Естественно, в первую очередь такие порядки не нравились именно знати, которая бывала за кордоном и видела, что там их двоюродные европейские братья живут не хуже, а повинностей несут меньше, а не хотят — так и вовсе не несут. С Иваном Грозным такие разговоры кончались плохо, но ведь времена меняются! И к началу XVIII века ситуация созрела, а тут и царь подходящий подоспел. И покатились «петровские реформы» — может быть, и неплохие, но для страны чужеродные. А потом пошла реакция отторжения, и к началу XX века в недрах России вызрел чудовищный гнойник, хоть и отзывавшийся на поверхности бытия эстетически изысканным багровым цветом, но, право же, от того не ставший полезнее…

Село — «юдоль скорбей»

Я хлебами иду — что вы тощи, хлеба?

Холодно, странничек, холодно,

Холодно, родименькой, холодно!

Я стадами иду: что скотинка слаба?

С голоду, странничек, с голоду,

С голоду, родименькой, с голоду!

Николаи Некрасов. Коробейники


…Для начала, по ходу введения европейских порядков, у нас шарахнулись назад по лестнице «общественно-экономических формаций», заменив крепостное право рабством — крестьяне из прикрепленных к земле были переданы в личную собственность помещикам. Прежняя система, когда мужика от земли оторвать было нельзя, заменилась иной: земля принадлежит хозяину сама по себе, а люди — сами по себе. Затем последовал указ о вольностях дворянских, который постепенно расширялся и углублялся, и в конце концов дворяне попали в такое положение, что они имели право, ничего не делая, жить на доходы с доставшихся им от рождения имений, в то время как крестьяне находились в совершенно рабском состоянии. В то время Россией еще и дамы правили, а дамы во все времена падки на красивое — и началось. Страна принялась спорить с Западной Европой уже не в масштабах торговли и качестве кораблей, а в высоте причесок, изысканности столов и красоте версалей. А для всего этого требовались деньги. Многие ли из тех, кто смотрит «Гардемаринов» и «Бедную Настю», задумываются об источниках дохода этих блистательных российских господ? Источник один: крепостные крестьяне. А поскольку барин хочет сорить деньгами сегодня, а завтра все как-нибудь образуется, управитель же и вовсе наемник, которому через день после увольнения хоть трава не расти, результат понятен, не так ли?

Чтобы добыть деньги для красивой жизни, сначала пытались нажать на мужиков, но количество шкур у земледельцев оказалось ограниченным, а вот аппетиты знати не ограничены никак. Тогда начали распродавать основной капитал. Какие состояния проедали и проигрывали в столицах — уму непостижимо! Впрочем, плохо не это, плохо другое: из деревни качали деньги, ничего в нее не вкладывая. Существовали, конечно, отдельные образцовые хозяйства, но они погоды не делали. Деревня, брошенная на наёмников-управителей, которым важно было выжать доход сегодня, а не обеспечить его завтра, постепенно деградировала и в хозяйственном, и в психологическом плане. Кто был на Севере или в Сибири, тот видел дома государственных крестьян и вольных людей, и легко может сравнить их с избами российского Нечерноземья, да и с украинскими хатами. Совсем иное достоинство у этих домов, и совсем иное достоинство у живущих в них людей.

Уже в начале XX века в Сибири жён крестьян, переселившихся из России, местные хозяйки с лёгким презрением называли «чернолапотницами». Почему? А потому что выйдет переселенка за какой-нибудь надобностью из избы, и за ней на белом снегу остаётся чёрный грязный след. Оттого и прозвище такое дали им хозяйки домов с белыми скоблеными полами. А ведь это один и тот же народ — просто сибиряки переселились из России несколько раньше, и судьба рабочей скотины в барском хозяйстве обошла их стороной. Они не опустились