Высказывания крестьян по поводу хлебосдачи были весьма откровенные.
«Что я буду делать с деньгами, полученными за хлеб? Купить на них какую-нибудь одежду, мануфактуру, какая мне нужна, я не могу, а положить деньги в сберкассу, то уже было то время, когда дожили, а разве я их из кассы получил — они пропали. Нельзя быть уверенным, что и теперь не пропадут, подойдет необходимость в чем-либо — продам, а нет — пусть лежит».
«Хлеб у меня имеется, но особой нужды продавать его нет. Подожду до весны, а там цены будут дороже. Учитесь скотину продавать зимой, а хлеб весной».
«Если бы крестьянин не дал городу ни одного фунта хлеба, то горожане сами бы принесли в село мануфактуру».
«Власть постарается нас всюду обдурить. Постановили не выдавать за деньги мануфактуры, а менять только на хлеб. Дураки те, кто повезет хлеб в кооперацию, пускай все они подохнут, а хлеба не везти, тогда разрешат нам кому угодно продавать хлеб и за какую угодно цену» [241] .
В соответствии с двумя категориями сельских хозяев власти применяли и две категории мер: экономические и чекистские.
На середняка пытались воздействовать экономически, хотя и не слишком успешно. Директивы Политбюро от 14 и 24 декабря требовали максимально ускорить взимание всех платежей — по налогам, страхованию, кредитам, семенным ссудам. Начали собирать авансы под промышленные товары и сельхозмашины, развернули кампанию по крестьянскому займу… Цель была одна — заставить крестьян, чтобы получить деньги, вывезти хлеб на рынок. Тем не менее удар пришелся мимо. Основными недоимщиками и неплательщиками являлись маломощные хозяйства, у которых ни денег, ни хлеба просто не было. Крупные же держатели хлеба не имели недоимок, а если имели, то легко их покрывали (им даже выгодно сбрасывать бумажки), так что этой мерой их было не взять.
Более успешной оказалась «товарная интервенция» — хотя и она не спасла положение. В хлебопроизводящие районы направили 4/5 промтоварных фондов — города и потребляющие области не получили в том году практически ничего. Однако товаров все равно не хватало, тем более что поначалу парком торговли Микоян разрешил местным торгующим организациям продавать товар в обмен на хлеб один к одному и без ограничений, фактически в порядке прямого обмена. Через неделю, правда, Политбюро прекратило эту практику, разъяснив, что за хлеб надо платить деньгами, а промтовары продавать лишь на часть суммы, но значительная доля товарного фонда уже ушла.
Вынужденная мера — оплата товарами только сдаваемого хлеба — вызвала резкое недовольство маломощных крестьян, которые тоже еще с осени имели квитанции на получение промтоваров. Недовольство было законным: получалось, что государство прогибается перед кулаками-шантажистами в ущерб честным гражданам. Поняв, что ничего получить не удастся, голодающие бедняки продавали свои квитанции частным торговцам, у которых, как нетрудно догадаться, не было никаких проблем с их отовариванием. В результате немалый процент фонда уходил «налево», а соответственно уменьшалось и количество сданного хлеба. Не говоря уже о самых богатых, которых не устраивало то, что им могли предложить, — им были нужны хорошие дорогие вещи, импорт. А откуда, спрашивается, в этом году мог взяться импорт, если практически не было экспорта? Нет, брали и дешевое, но в основном ради спекуляции.
В одной из современных статей приводится следующий пример:
«Переброска товаров в деревню тормозилась также финансовой слабостью кооперации, которая часто не гшела денег, чтобы выкупить прибывшие товары. Крестьяне-пайщики, сытые зряшными посулами, неохотно давали авансы кооперации. Вот только один из случаев: на собрании пайщиков мелитопольского кооператива было объявлено, что мелитопольский райпотребсоюз получил 40 вагонов мануфактуры, но чтобы взять их, требуется внести аванс в 1000 рублей наличными или же зерном. Таких денег у кооператива не было. Крестьяне же отказались авансировать деньги, не имея воочию товаров.
Один их выступивших середняков заявил: „Довольно нас дурить. Десять лет дурите. Вы привезите нам мануфактуру и мы пойдем посмотрим и тогда будем покупать, а не выдуривайте какие-то авансы. А то продай хлеб, внеси аванс, а тогда получится, что рубль пшеничка, а триста бричка. Все равно пшеничку не выдурите“» [242] .
Ну, с одной стороны, правильно. А с другой — странно: при товарном голоде отказываться от мануфактуры. Что мешало пайщикам проконтролировать весь процесс получения товара, в том числе сунуть станционному начальству десятку, влезть в вагон и пощупать материю? Да ничего!
Совсем по-другому высвечиваются события, если мы задумаемся о судьбе тканей. Куда в конечном итоге делись сорок вагонов мануфактуры, которые можно было получить в руки всего-то по 25 рублей за вагон?
Ну например… Проведя собрание, председатель кооператива сбрасывается с двумя-тремя местными оптовиками, берет собранную тысячу рублей, получает эти сорок вагонов, которые быстро и успешно частным порядком перепродают… Сколько тогда стоили ткани? Пятьдесят копеек за аршин? Проведя этот роскошный гешефт, председатель расплачивается с поставщиком, «отмыв» деньги через кооператив, а остальное делят между собой участники операции. Или делят всю выручку, и председатель потом исчезает — Россия большая! А тот крестьянин, который говорил про пшеничку и бричку, получает свои десять-двадцать аршин за хорошую работу по созданию настроения…
Ну скажите, что такого не могло быть! Скажите, а мы послушаем…
* * *
Какой-то эффект «рыночные» методы дали, но очень небольшой. На основных держателей хлеба они не действовали никак — недоимки им как слону дробина, да и промтоварами этих не соблазнишь — они все, что надо, купят у частника. Деревенский хозяин затаился в ожидании настоящих цен.
ОГПУ: из обзора политического состояния СССР за ноябрь 1927 г.
«Злостная задержка кулаками хлебных излишков в ряде районов (СКК [243] , Украина, НВкрай, Сибирь) принимает широкие размеры. В НВкрае кулаки и зажиточные, имея в запасе до 1500–2000 и свыше пудов хлеба, сдают госзаготовителям только незначительное количество, главным образом в целях получения мануфактуры. В Сибири кулацко-зажиточные слои деревни от сдачи государству хлеба воздерживаются, открыто заявляя о нежелании сдавать хлеб за бесценок [244] и необходимости создания страховых запасов и т. п…
В с. Воробъево Колыванского района (Новосибирского округа) кулаки, имея в запасе по 1500 и более пудов хлеба, ни одного пуда госзаготовителям не сдали. В том лее округе в Бирковском районе 31 кулацкое хозяйство, имеющее от 500 до 800 пуд. товарного хлеба, не сдали ни одного пуда госзаготовителям. В Индерском районе имеется 51 кулацкое хозяйство, имеющие от 650 до 2220 пуд. хлеба. Ни одно хозяйство не вывезло до сих пор ни одного пуда. Аналогичное наблюдается по ряду сел Омского и других районов.