В дополнение ко всем своим фокусам, неистовый продотрядовец еще и держит под контролем связь. Как говорится в том же докладе:
«…Марголиным захватываются почты и телефонные станции с целью, чтобы кто-нибудь не донес о его безобразиях исполкому или Чека. Коли же кому-нибудь удавалось послать телефонограмму, то принявший и писавший ее арестовывались, как и сама телефонограмма» [167] .
Ну и какой в этом смысл? Ведь сведения о том, что творит продотряд, неделей раньше или неделей позже, но все равно дойдут и до руководства, и до ГубЧК. На что он рассчитывает? На дружбу губпродкомиссара? Тогда зачем вообще перехватывать письма — нехай клевещут.
В феврале, как уже говорилось, Марголина арестовали, однако губпродкомиссар Гольдин добился его освобождения и даже выразил соболезнование. По поводу чего, естественно, кто только не склонял имена этих двух злодеев, тем более что оба были той самой национальности. И то, что на двоих им едва ли исполнилось полвека, не может служить смягчающим обстоятельством. Этот довод допустим только для «белой» стороны процесса.
Но вот наконец в последнем сборнике документов предали гласности и альтернативную версию.
Из докладной записки зав. реквизиционным отделом Тамбовского губпродкома Я. И. Марголина. 23 февраля 1920 г.
Для начала он даёт общую картину, которую у меня просто рука не поднимается сократить — настолько она красноречива.
«Прибыв в Борисоглебский уезд, я попал в самый кулацкий контрреволюционный район… И в этом районе оказались большие запасы хлеба, извлечь которые мы решились во что бы то ни стало. Попытка взвалить всю тяжесть выполнения разверстки на местную власть — волостные и сельские советы — ни к чему не привела. Кулацкий до мозга и костей состав совета не только не был в состоянии выполнить разверстку, но они не могли далее мириться с классовым характером разверстки. Песенку о том, что землю поделили поровну, что у каждого одинаковая норма, что за эти два года революции нет уже классовых перегородок, прожужжала нам уши. Легче совершить какое угодно чудо, чем заставить любой из этих советов разверстать то или иное количество хлеба по классовому принципу… А неправильная классовая развёрстка всегда делает процесс реквизиции чреватым последствиями… Создавалась атмосфера крайнего напряжения, когда нам приходилось исправлять злостные ошибки советов и комиссий по проведению развёрстки.
А упорство кулачества в сдаче хлеба доходит здесь до таких пределов, до каких оно, пожалуй, не доходило ни в одном из уездов губернии. Представьте картины, когда больные тифом лежат на перинах, набитых овсом или просом, когда кулак, с которого причитается 200 или 300 пудов хлеба, предлагает нам 10 или 15 пуд, а когда его гнут в бараний рог, совершается чудо и это количество появляется как бы из под земли… Хлеб, безусловно, есть, он зарыт и запрятан кулачеством, не верьте, т. Гольдин, сиротскому плачу местной обывательницы, что мы выгребли подчистую.
В Андреевской волости, где выполнено уже 75 % разверстки, имеются еще закрома, в которых вы найдете по 300, 400 пудов хлеба. Ростошинская волость дала нам 95 000 пудов, и там вы найдете еще много необмолоченного хлеба. В Архангельской волости, с которой мы, к нашему стыду, никак еще не справились, такая выгонка самогона, что вся волость представляет сплошной винокуренный завод. Условные аресты и фиктивные конфискации имущества как меры побуждения не достигают здесь своей цели, ибо кулак не дурак. Если у него имеется 200, 300 пудов хлеба, ему выгоднее отдать лошадь или корову, чем этот хлеб, который весной он будет продавать по 2000 р. за пуд…»
Мы уже писали о том, каково быть продотрядовцем. А вот и иллюстрация, так сказать, в цвете и объеме. На хлебозаготовки зерна нет, а на самогонку — хоть засыпься. И добро бы еще на самогонку — но в одной из деревень произошла история, которая вывела из себя даже опытного продработника.
«До инцидента в с. Бреховке Русановской волости никаких крупных недоразумений на почве реквизиции не было… Вернувшись 8 февраля в Козловку, я вечером получил телефонограмму агента Иванова, что в селе Бреховке толпа крестьян прогнала агента и 4 человек продармейцев… и разгромила 800 пудов хлеба с мельницы, смешав часть этого хлеба с землей».
Собрав всех красноармейцев, до которых он смог дотянуться, комиссар выехал в Бреховку.
«Из опроса агентов выяснилось, что всему виною сельский совет, у которого даже хватило наглости заявить агентам, что „мы вам покажем, как хлеб получать у нас“. Бреховский сельский совет — это образчик кулацких советов. Вызвав сегодня ночью на допрос, они мне определенно заявили, что хлеба нет, кто громил мельницу, они не знают, больше того, назвать мне 10–15 кулаков их села они категорически отказываются, а о классовой разверстке и знать не хотят.
Преследуя цель найти виновных выступления против отряда и разгрома мельницы, я приказал отправить весь сельский совет и мельников (которые, безусловно, видели, кто громил мельницу) в холодное помещение без шуб на 2 часа. Это распоряжение служит теперь главным материалом для учека. Дело Бреховки занимает у них 20 листов. Какое я понесу наказание за то, что переборщил в Бреховке, я, т. Гольдин, не знаю, но для меня ясна картина той вакханалии, которая получилась бы в нашем районе, если за Бреховкой стали бы громить хлеб на внутренних ссыпных пунктах и остальные села… Приехав в Бреховку, у меня была определенная задача: проучить Бреховку за выступление против отряда и разгром хлеба так, чтобы отбить охоту у других сел проделывать это. Жертв в Бреховке не было. Арестовали же меня на следующий день в селе Русанове, куда я приехал проверить работу волсовдепа. Арестовавшие меня лица сами родом из Русановской волости, и, по имеющимся у меня сведениям, у них агентом Ивановым взят хлеб…
Как отразился арест на ходе работы, видно хотя бы из того, что в день моего ареста ссыпка в Ростошинской области доходила до 7000 пуд в день, а в день моего освобождения она пала до 116 пудов. Наблюдались случаи, когда обозы с хлебом разъезжались, как только узнавали, что я арестован. Был пущен слух, что арестовали за то, что беру слишком много хлеба, что из Борисоглебска едут отряды разоружить наши отряды, что разверстка неправильная и т. д. Некоторые советы (Ростошинский) поспешили даже вынести постановление — наделить хлебом из внутренних ссыпных пунктов тех граждан, которые пострадали от нашей разверстки. Судебный следователь Панфилов объявил себя начальником всех отрядов, издав об этом соответствующее распоряжение. В результате мы потеряли 12 дней в самый напряженный момент…» [168]
Какую из двух версий избрать в качестве подлинной — исключительно вопрос веры. Кто-то хочет верить в сволочей-коммунистов и беспредельщиков-продкомиссаров, что бывало постоянно и повсеместно. Кто-то поверит в то, что Марголин ничего из приписываемого ему не совершал, а письмо является всего-навсего провокацией — такое тоже случалось сплошь и рядом.