На стоянке, кроме транспорта Интерпола, посторонних машин нет.
– Что это ты за красоту налепил? – с легким удивлением рассматривает Доктор плоды труда Ангела и Пулата. Его познаний в английском хватает, чтобы перевести такие простейшие надписи без проблем. Это при работе с техническими текстами он прибегает к помощи Андрея. – Гонщик, стало быть, охрененный...
– Это отвечает моей сущности... – с достоинством отвечает Тобако и делает вид, будто совсем не удивлен появлением наклеек на стеклах, словно сам он их и лепил. Но он понимает, что это скоротечная месть Ангела, задумавшего сделать другу пакость одновременно с тем, как сам Тобако замыслил пакость собственную. Иначе Ангел просто не успел бы приготовить пленки.
Выезжают на улицу. Стемнело уже полностью, но, кажется, именно в это время Москва начинает жить в гораздо более быстром ритме. Машин на улицах, конечно, не так много, как днем, но скорость их передвижения при этом возрастает вдвое. С наступлением темноты водители словно стремятся проехать улицы как можно быстрее. Тобако и днем-то с медленной ездой не дружит, а уж в темноте-то дает «прогуляться» своему «БМВ» так, чтобы мотор почувствовал свою природную силу. А заодно и водитель с пассажирами. К месту встречи они прибывают раньше Зураба и ждут пару минут. Зураб без разговоров садится к Сохатому на заднее сиденье и получает от последнего свой пистолет, который тут же проверяет.
– Куда едем?
Зураб начинает объяснять.
– Старый механический заводик... – кивает Тобако. – Знаю... Это и не завод, а мастерская...
* * *
На перекрестке, где мигает желтый сигнал светофора, «БМВ» чуть не сталкивается с выезжающим слева тяжелым джипом «Тойота Ленд Крузер». Тот вылетает из сумрака улицы и прет вперед как танк, не обращая внимания на приближающуюся машину, которую обязан пропустить согласно правилам дорожного движения.
– Черт! – ругается Тобако. – Рожа наглая...
Он жмет на тормоза, избегая столкновения, пропускает джип, а потом поворачивает налево.
– Я номер запомнил... – мрачно говорит Доктор, который ударился лохматой головой о ветровое стекло и как-то умудрился его не выбить. – Завтра выясню, что это за позорная личность, и загляну побеседовать... – и поднимает свой кулачище. – Не люблю тех, кто наглее меня...
На место прибывают, когда уже совсем стемнело. Андрей объезжает завод по периметру, давая всем возможность присмотреться и выискивая одновременно место, где машину можно поставить на стоянку без опасения за ее сохранность. Такого места не находится, и Андрей вздыхает, слегка растерянно озираясь.
– Поставь во дворе прямо у подъезда... – Доктор без слов понимает вздохи друга.
– Да, так и сделаю... – соглашается Андрей. – Итак... Кто что видел? Слушаю предложения...
– Два варианта, – говорит Зураб. – Двор и окна цеха. В окнах цеха горит дежурный свет. Возможно, они там.
– Три варианта... – поправляет его более опытный Дым Дымыч. – Пожарная лестница на стене цеха. Я туда, проверяю сверху. Сверху хорошо видно. Ждите звонка, распределяйте обязанности...
– Не торопись... – Тобако не привык работать сразу. Ему план нужен вдумчивый, с минимумом импровизации. Он не спецназовец, чтобы работать от обстановки, как Дым Дымыч и Доктор Смерть. Он бывший альфовец. И потому предпочитает все просчитывать заранее. – Четыре варианта... Даже пять, но их следует совместить... Во-первых, кто-то обязательно есть в воротах – обыкновенный часовой, все по законам военного времени, в котором они живут, если решились на захват. Это дальний пост. Надо попросить часового поспать... Доктор?
– Обеспечу...
– Хорошо... Во-вторых, пленника могут держать не в самом цехе, где слишком много пространства. Каждый заводик имеет контору. Там отдельные помещения, там подвалы, рядом склады...
– Мне сказали, Зинур своего пленника сильно уважает... – уточняет Зураб.
– Тем паче, – соглашается Тобако. – Он постарается его устроить с большими удобствами. Это как раз и возможно в конторе. Контора, судя по всему, то здание... Крышу видно за забором... Одноэтажное...
– А если это склад?
– Нет, склад в стороне... С односкатной крышей из профнастила. А в конторе крыша шиферная... Я знаю такие предприятия, бывал... – утверждает Тобако.
– Тем не менее цех посмотреть надо... Сверху... – настаивает Дым Дымыч. – И в первую очередь... Если свет там...
– Свет может быть и еще где-то. Нам за забором не видно.
– Вот и прекрасно. – Сохатый согласен. – Заезжай на тротуар, я с машины перескочу на забор, с забора на пожарную лестницу цеха. Оттуда все и увижу. И позвоню уже сверху...
– Годится. – Тобако включает зажигание...
– Эй, рыжий, ты зачем такой живот отпустил... Шевелись, шевелись, ты у меня домой атлетом вернешься... – Это адресовано квадратному капитану с рыжей щетиной на щеках.
В этот раз Сохно действует не как индивидуал-специалист, а как командир, и хотя идет впереди всей группы омоновцев, задавая темп, постоянными окриками подгоняет ментов, заставляя их быть проворнее горных баранов.
– А ты не бледней... В здешних местах солнце такое, что загорать надо... Тогда бледность видно не будет... Вперед! Не боись!.. Ты на рыжего посмотри... – Это – черноглазому красавчику, наверняка считающему себя неотразимым донжуаном.
Склон все круче, путь все труднее. И надо преодолеть его как можно быстрее, пока пыль не осела. Если там и остался кто-то в живых после всей этой праздничной иллюминации, устроенной «шмелями», то подоспеть к ним надо до того, как они что-то видеть и соображать начнут. Поэтому следует не гулять, а бежать по склону под углом в сорок градусов.
Сам Сохно дышит почти нормально. Вернее, со стороны кажется, что он, сбивая дыхание постоянными окриками, совсем не чувствует этого. Но Сохно и в самом деле привык бегать по горам, и ему легче, чем другим. Конечно, и ему дышится уже труднее, но майор умеет привычно восстанавливать дыхание усилием воли.
– Подполковник, я тебе третью звездочку не дам, если отставать от подчиненных будешь... – Это – командиру омоновцев, который тяжелее других дышит – щеки, как у жабы, раздуваются.
Самое трудное в такой ситуации – психология. Идти вперед и ждать каждую секунду встречного выстрела. Ждешь его, а подсознание против воли замедляет шаги, заставляет двигаться медленнее, хотя разумом понимаешь, что выстрел может последовать, если не успеешь добраться к месту до того, как осядет пыль, и потому лучше идти быстрее. Хотя и надеяться трудно, что после такого мощного обстрела там кто-то может уцелеть...
Но Сохно лучше других знаком с пещерами. И он-то знает, как легко перед обстрелом спрятаться в проходах, идущих через каменный монолит, где только пыль будет за шиворот ссыпаться, а потом выйти наружу и встретить наступающих кинжальным огнем. Попросту расстрелять тех, кто подошел ближе. И потому он торопится сам и других подгоняет.