— В 2006 г. у каждого будет работа по профессии.
— К 2008 г. каждая семья будет иметь собственное благоустроенное жилье, достойное третьего тысячелетия, вне зависимости от уровня сегодняшнего дохода».
И, наконец, самое забавное:
«К 2008 г. Чечня и весь Северный Кавказ станут туристической и курортной «Меккой» России». Почему же именно «Меккой»? «Единая Россия» через пять лет собиралась обратить все население России в ислам? А «необращенные» получат «достойное третьего тысячелетия» жилье?.. Или, как язвительно прокомментировала этот пассаж одна калининградская газета: «неуказанной кубатуры — в необозначенных широтах».
«К 2010 г. будет построена транспортная магистраль Петербург — Анадырь, Токио — Владивосток — Брест и другие», — дальше читать становилось уже не смешно.
О прочитанном я подробно рассказал президенту. То, что зачатая Березовским партия не способна была произвести на свет ничего путного, догадывались многие. Но то, что такое принадлежит тоже ей, было совсем не смешно.
— Я понимаю, что, возможно, вам не хочется мараться, но все же прошу вас подумать над тем, чтобы возглавить генеральный совет «Единой России». Повстречайтесь с Борисом Грызловым, обсудите технологию вашей интеграции. Это все-таки президентская партия, и мне не безразлична ее судьба», — неожиданно обратился ко мне Путин.
— Президентская партия не должна волочиться за президентом, всякий раз прикрывая свой зад его именем. Она должна идти на шаг впереди. Она должна уметь рисковать и иметь свое лицо. После ухода Грызлова в МВД там воцарились африканские нравы — сплошная грызня и перевороты. Прямо какая-то «Единая Нигерия». Я могу попробовать придать «Единой России» динамизм и какой-то осмысленный характер, если буду твердо знать, что располагаю карт-бланш в идеологических и кадровых вопросах».
Я надеялся, что Путин даст мне ответ сейчас же, но он выразился достаточно осторожно:
— Хорошо. Обсудите это с Борисом Грызловым.
Уже скоро мне стало ясно, что выполнять кадровое пожелание президента никто в руководстве ЕР не собирается. Мое возможное появление сплотило враждующие кланы. Все переполошились за свое будущее. Возможно, партийная бюрократия перепугалась из-за того, что их лоббизму коррупционных законопроектов мог прийти конец. Особо непримиримую позицию ко мне занял мэр Москвы Лужков, который прямо пригрозил Грызлову своим уходом из партии и потерей, как он выразился, «миллионов голосов».
Когда-то, в 1998–1999 годах, мы были с Лужковым достаточно близки. Мне нравилась его позиция в защиту русских соотечественников, брошенных на произвол Ельциным, нравилась неуемная, не по возрасту бурная энергия, с которой он брался за любое новое дело. По его просьбе я, тогда еще «депутат-первогодка», набросал проект политической платформы движения «Отечество», которое Лужков должен был возглавить. Конгресс русских общин стал коллективным участником нового движения. Я уговаривал своих друзей-младопатриотов простить Лужкову его поддержку ельцинского режима, и в составе его политической команды идти на ближайшие парламентские и президентские выборы.
Одного я не учел — Лужков не верил ни в себя, ни в свое новое окружение. Он по-прежнему пытался через своего зама Владимира Ресина подстраховаться безуспешными попытками замириться с Кремлем, метался, переживал, любой ценой искал каких-нибудь влиятельных союзников. И, в конце концов, его выбор остановился на Шаймиеве, Рахимове и Аушеве — известных своими сепаратистскими взглядами лидерах национальных республик — Татарии, Башкирии и Ингушетии. Он считал, что их умение обеспечить чуть ли не стопроцентное голосование на подконтрольных территориях позволит ему укрепить свое положение в будущих переговорах с Ельциным.
Юрий Михайлович не мог не понимать, что беспорядочные политические связи оттолкнут от него тех, кто встал под знамена движения «Отечество» по мотивам сугубо искренним, а вовсе не конъюнктурным. Ведь поддержав Лужкова, многие надеялись принят участие в создании действительно боеспособного патриотического фронта, которое могло бы снять с России проклятие ельцинского правления.
Не скрою, и я на это надеялся, верил Лужкову, старался не обращать внимания на его чванливое, пренебрежительное отношение к окружающим. Но и для нас наступил момент истины. Как я, например, мог состоять в одном движении с Русланом Аушевым, президентом Ингушетии, в отношении которого я настаивал на возбуждении уголовного дела за связи его с бандитским подпольем Чечни и, в частности, с Шамилем Басаевым?!
Тысячи активистов КРО, десятки тысяч русских беженцев из Чечни, Ингушетии, других республик Северного Кавказа, успевших избежать печальной участи своих родных и близких, замученных, изнасилованных и убитых в годы бандитского мятежа Дудаева и Масхадова, считали Аушева высокопоставленным пособником бандитов. Возможно, они были неправы, но игнорировать их мнение я не мог. Без сомнений, они бы отвернулись от меня, если бы я заключил с Аушевым какую-нибудь политическую сделку.
Я прямо сказал Лужкову, что он совершает роковую ошибку, но он был одержим идеей нового политического бракосочетания, требовавшего от него «некоторых жертв». В июне 1999 года, за полгода до парламентских выборов Исполком КРО приостановил участие в деятельности лужковского «Отечества». Я вышел из состава руководящих органов движения.
Никаких публичных заявлений мы не делали. Почему? Я по-прежнему уважал Юрия Лужкова и даже был готов простить ему его слабости. Требовать от него большего было невозможно. Лужков оставался человеком Системы. Он так и не решился заплыть «за буйки».
Мы отошли от проекта «Отечества», когда ему не было равных. Участие популярного и только что отправленного в отставку премьера Евгения Примакова в команде Лужкова — Шаймиева — Рахимова не оставляло шансов никому: ни агонизирующему Кремлю, ни буксовавшим на месте коммунистам, ни обанкротившимся бюрократам из «Нашего дома». О Путине-премьере и «Единстве» все узнали лишь два месяца спустя, а тогда — в июне 99-го наш демарш не поняли даже мои близкие друзья. Да, мы потеряли «выгодную электоральную перспективу», но сохранили при этом свою честь, единство организации и наших сторонников.
Истерика Лужкова продолжалась вплоть до апреля 2003-го. Наконец мы встретились с Грызловым, и я сказал ему с досадой: «Борис, как ты знаешь, это была не моя идея — возглавить Генеральный Совет вашей партии. Президент хотел иметь в руководстве «Единой России» своего представителя, «комиссара» так сказать. Вы его распоряжение не выполнили. Так ему и скажите, что вы представляете самодостаточную группу — клан, проще говоря, и справитесь со своими задачами сами».
Грызлов стал возражать и, в конце концов, предложил мне возглавить какой-то «совет сторонников ЕР». Поблагодарив министра, я сказал, что претензий лично к нему не имею, и на прощание посоветовал ему вести себя с этой компанией поосторожнее. Окопавшиеся под крылом президента граждане были хищниками опытными и прожорливыми, и скушать приличного и разумного человека, коим я всегда считал Бориса Грызлова, для них было делом пустяшным.