Сбережение нации — это еще и воссоединение народов, имеющих опыт совместной жизни и общей судьбы. Но чтобы собирать российские земли, нужно иметь притягательный центр — образец коренной России, которую нужно поднять из пепла российской смуты.
Ближнее зарубежье (это словосочетание очень не нравится моим коллегам в НАТО) из пояса враждебности должно стать дружественным России окружением, тяготеющим к России, защищающим себя от иноземной зависимости, спасающим свои народы, вымирающие столь же стремительно, как и русские. Мы должны создать условия для добровольного воссоединения страны в ее естественных границах.
И эта задача намного серьезнее того, чего так панически боятся на Западе, — создания «сфер российского влияния». Нет, господа, мы хотим не «на сферы влиять», а собрать воедино свою Родину. В процессе такого воссоединения родится новая политическая культурная нация. Только она сможет сохранить свое суверенное государство и выжить в безжалостной геополитической конкуренции.
Осенью 1996-го в отставку с поста секретаря Совета безопасности России с причудливой формулировкой «за создание незаконных вооруженных формирований» был отправлен Александр Лебедь. Кремль цинично использовал харизматического генерала для сохранения ельцинской власти и выбросил его как отработанный материал.
На его место Ельцин назначил бывшего спикера Думы, «очень гибкого политика» Ивана Рыбкина. К выборам 1995-го бесхребетный Рыбкин умудрился растерять весь свой авторитет и попасть в полную зависимость от Березовского, которого вынужден был назначить своим замом в Совбезе, и это несмотря на то, что вся пресса трещала о его двойном, в том числе израильском гражданстве!
Иван Рыбкин был избран в Государственную думу по Аннинскому округу Воронежской области, вместившему в себя почти половину сельской территории и четверть населения этого крупнейшего черноземного региона России (сам город Воронеж в этот избирательный округ не входит). После перехода депутата Рыбкина на работу в администрацию президента в округе были назначены дополнительные выборы. На них я и решил испытать свои силы.
С Воронежской областью семью Рогозиных связал мой прадед — Борис Николаевич Миткевич-Жолток. Один из первых русских военных пилотов, участник Первой мировой войны, он, несмотря на свое аристократическое происхождение, после революции решил остаться в России. Новые власти нуждались в военных специалистах. Его пригласили служить в Красной армии. В 1930-е годы, будучи командиром авиационного корпуса, дислоцированного в Тамбове, прадед принимал непосредственное участие в создании первых в СССР летных училищ. Одно из таких училищ было открыто в городе Борисоглебске — старинном провинциальном купеческом городке, который до сих пор свято хранит давно утерянные в мегаполисах культурные традиции русского народа.
Во время Второй мировой войны Воронежская область стала местом тяжелых упорных боев между русской и немецкой армиями. На стороне нацистов также сражались итальянские, венгерские и румынские дивизии. От Воронежа, разделенного рекой между противниками, после войны практически ничего не осталось. Зато второй по значимости город Воронежской области — Борисоглебск — уцелел. Да не просто уцелел: ни одна немецкая бомба на него не упала.
Я пытался понять, как стало возможным это чудо, и найденное мной объяснение меня еще больше поразило. Оказывается, в 30-е годы в основанном моим прадедом училище учились летчики из Германии. Естественно, будучи молодыми людьми, между занятиями и полетами они знакомились с местными девушками. Эти отношения оказались настолько сильными, что даже во время крайне ожесточенной войны между Советским Союзом и Третьим рейхом летчики люфтваффе берегли город своих невест. Вот что значит любовь! Даже война бессильна.
В 1990-е годы жители Борисоглебска радушно приняли на постоянное место жительства около 15 тысяч русских беженцев из Таджикистана, Узбекистана и Чечни. Здесь же возникла крупнейшая в стране община переселенцев. Ее представители, приезжая в Москву для решения своих вопросов, часто останавливались в исполкоме КРО. Они и сыграли решающую роль в моем намерении баллотироваться на дополнительных выборах.
За месяц, отведенный на агитационную кампанию, я проехал тысячи километров сельских дорог, провел сотни встреч с избирателями, собрал тысячи наказов от простых людей. Поездка по русской глубинке показала мне, насколько плохо живут русские люди. Здесь, в деревне, отсутствуют элементарные блага цивилизации — газ, тепло. Теплый туалет и ванная — большая редкость. Даже общественные бани, без которых сложно представить себе жизнь на селе, с приходом перестройки все, как по команде, позакрывались и развалились. Сельские клубы пришли в негодность, школы обветшали. Сельскохозяйственные общины по большей части обанкротились и перестали платить работникам зарплату. Плюс вечные перебои с пенсиями.
Беженцы, чудом выжившие в «мясорубках» кавказских и азиатских этнических войн и перебравшиеся в русскую провинцию, обитают в невыносимых условиях: их как поселили в гигантские металлические бочки на окраине Борисоглебска, где зимой — Антарктида, а летом — Сахара, так они там и живут по сей день. Нет, правительственные комиссии, конечно, приезжают, но толку от них ноль.
Такое впечатление, что кто-то на примере борисоглебских беженцев решил показать всем русским соотечественникам, наивно рассчитывавшим в России на радушный прием и сострадание, что дома их никто не ждет. Другого логичного объяснения наплевательскому отношению областной администрации к судьбам русских беженцев я найти не могу.
Тем не менее, несмотря на эти далекие от цивилизации условия жизни, люди в Воронежской области не озлобились, не ушли в себя. Если и сохранилась в России национальная культура, так это здесь — в глубинке. Русских крестьян надо уважать. Народ в деревне крепкий здоровьем, смышленый до хитрости и остр на язык. Примут не каждого. Сначала долго будут присматриваться, прежде чем распахнуть объятия.
Был у меня во время этой выборной кампании курьезный случай. Приезжаю на одну достаточно крупную птицефабрику. Встречает директор — рослая красивая русская женщина. Видно, что властная: по дороге, пока шли к ней в кабинет через кормоцех, тихо и жестко раздавала своим сотрудникам поручения. Потом усадила меня за стол, налила стакан чая с медом и говорит: «Ну что за мужик пошел нынче! Снизу положишь — задыхается, сверху положишь — его укачивает, а сбоку — сразу грудь просит! Тьфу! Вот вы — мужик хороший! Даже можете ничего нам не обещать. Голосовать будем!»
От таких слов я, привыкший к совершенно иной, московско-университетской манере изложения мыслей, чуть со стула не упал со смеху. Только потом я понял скрытый смысл слов этой женщины: простым воронежцам нужен был защитник в Москве — упрямый, сильный, не зависящий от местных кланов. И свой выбор они остановили на мне.
В марте 1997 года, убедительно победив в изнурительной борьбе коммунистического кандидата-фаворита, я был избран депутатом Государственной думы и стал работать в парламентском Комитете по делам национальностей.