Общими словами отделывается Владимир Владимирович и о своей деятельности на посту заместителя Собчака, практически ничего не говорится о работе будущего президента России в должности заместителя Бородина, Юмашева, а ведь все это не только высокопоставленные лица страны, но и лица, скандально известные своей криминальной деятельностью! Наконец, очень старательно подчищены те кадры из хроники его жизненного пути, где Путин становится верным слугой Семьи Ельцина. На имена Дьяченко, Абрамовича, Мамута в биографии Путина наложено своего рода табу. А Березовский и Чубайс показаны как люди, с которыми Путин встречался не по дружбе и общности интересов, а исключительно по службе… То есть книжка про Владимира Владимировича Путина «От первого лица» не содержит в себе достоверной путинской биографии, она изготовлена по заказу этого самого первого лица, и заказ выполнен весьма умело: лести — в меру, восхвалений столько, чтобы не пересластить, есть даже острые вопросы, на которые тщательно составлены уклончивые ответы, которыми вопросы эти как бы исчерпываются, а у читателя-избирателя после знакомства с книжкой вкус немного приторной, но в общем весьма приятной мятной подушечки во рту.
Вершиной угодливого строительства предвыборного образа Путина стала заказная психолингвистическая экспертиза устных его выступлений, глубокомысленно, на самом «высоком научном уровне» обнаружившая в путинских тирадах, что будущий президент — «человек, склонный замечать лучшее в людях и человеческих отношениях, остро переживать внешнюю событийную канву», что «в системе его индивидуальных ценностей наиболее высок рейтинг понятий дружбы, мужества, порядочности» («Эксперт», 2000, № 6).
Конечно, научная экспертиза несомненного лидера выборной гонки, лидера по административному статусу, а не по личным лидерским качествам, такая экспертиза вряд ли может претендовать на объективность. Впрочем, сама ссылка на авторитет науки, на независимость научных критериев исследования является выборной технологией. Неискушенный избиратель, мало разбирающийся в алгоритмах научного анализа, но благоговеющий перед учеными степенями, всею душой верит, что наука не обманет, что экспертиза — это как аптечные весы, измеряет с точностью до миллиграмма и выдает истинный «вес» политика. Однако это не так. Научные экспертизы, анализы и эксперименты — удобная кулиса, за которой идет умелая подтасовка выводов, их прилаживание к интересам заказчиков от власти.
После «строго научного, абсолютно объективного исследования» оглашают искомый результат: скрытность, к примеру, объявляют скромностью, нерешительность величают сдержанностью, холодность называют спокойствием, а робость выдают за молчание, которое «дороже золота». Был бы заказ, а уж щедро проплаченные, вооруженные научными званиями исполнители распишут вам под заказ любой портрет.
Но не всегда наука в прислугах у власти. Мы провели свою профессиональную психолингвистическую экспертизу речей Путина, взвесив значимость его словес на научных «аптечных весах». И вот что обнаружилось: о личности президента России по его устным выступлениям накануне избрания (письменные, понятно, составляются спичрайтерами, то бишь речеписцами) ничего определенного сказать невозможно. Из его слов даже сейчас, годы спустя, не видно, кто он. Вот как об этом не без недоумения говорило вполне официальное, лояльное к власти лицо, причем зависевшее от нее в бытность директором ВЦИОМа Юрий Левада: «Путин силен своей неопределенностью. Он ни левый, ни правый. Ни такой, ни сякой. До сих пор половина людей отвечает, что не знает, кто он. Никакой программы он не показывает. И если мы говорим, что 70 с хвостиком процентов одобряют его деятельность, это означает, что каждый видит в нем того, кого хочет» («Коммерсантъ Власть», 2002, 4 июня). Даже видавшего виды, прожженого, всей душой преданного и проданного властям социолога озадачило необычайное, но очень типичное для сегодняшней России явление: «На вопрос «Одобряете ли вы политику Путина?» больше 70 процентов отвечают «да». Но несколькими строчками ниже идет вопрос: «В чем состоит политика Путина?» и 60 процентов только что утверждавших, что одобряют политику Путина, честно отвечают «не знаю». Не знают они, что за политику проводит президент, но… одобряют ее.
Ничего не определивший результат нашей независимой психолингвистической экспертизы путинских речей — тоже результат. Он отвечает на вопрос, почему за восемь лет мы так ничего и не узнали о президенте Путине.
Можно, конечно, предположить, что такова PR-тех-нология, рекомендованная Путину еще в предвыборный период. Дескать, политтехнологи могли обязать Путина скрывать свои мысли, чувства и политические симпатии до времени, чтобы разделенные баррикадами ненависти российские граждане, голосуя за президента, поверили каждый в своего Путина и выбрали именно его как воплощение собственных чаяний. Естественно думать, что и сам Путин интуицией угодливого слуги, до этого умевший услужить таким разным хозяевам — от Собчака до Бородина, от Волошина до Ельцина — научился так увертливо и скользко говорить, чтобы, с одной стороны, не вызвать недовольства своих очередных хозяев, заказчиков его выборной гонки, но и при этом не дать повод избирателям подумать, что он угодничает перед Семьей.
Пристальное изучение речей наследника Ельцина уверяет нас, однако, в ином. Наглядный пример — высокопарная риторика многочисленных рассуждений о благе простого народа. То и дело слышим от Путина: «На народ надо опираться прежде всего». «Опираться нужно только на народ». «В конечном итоге решение всегда останется за народом». «Все мы, кто находится сегодня у власти, получим на это моральное право только в том случае, если хоть что-нибудь сделаем для улучшения жизни народа». «Если правительство действует успешно на основных направлениях своей деятельности, то тогда правительство не может не встречать поддержку населения, поддержку народа, простого человека».
Два путинских президентских срока ясно показали, что это порожняк, взятый напрокат из речей на партсобраниях эпохи застоя, так и не повлекший за собой никаких действий во благо народа. Вот формула, которую Путин эксплуатировал после своего назначения премьером — «отсутствие политической стабильности». В отличие от более точного слова «нестабильность», которое обязывает тут же указать на причины и виновных, «отсутствие политической стабильности» освобождает Путина от необходимости принятия каких-либо решений. Еще замечательнее, что после восьми лет правления Путина это «отсутствие политической стабильности» быстренько заменили термином «политическая и экономическая стабильность», — вот, дескать, результат правления президента. Но перед нами вновь слово без конкретного смысла, с нерезультативным, расплывчатым значением.
Лингвисты исследовали соотношение слов, обозначающих активные и неактивные действия в речах Путина еще первого предвыборного периода и в течение первого полугодия его президентства, применительно, разумеется, к управлению страной. Оказалось, что слов со значением активного действия в президентских речах всего 28 процентов, а вот слов неактивного действия в путинских тирадах аж 72 процента.
В своих речах Путин всегда избегал высказывать даже свое отношение к соратникам и противникам его как президента. Хотя именно президент по статусу обязан оценивать работу всех ветвей власти, всех подчиненных ему ведомств и министров, и эти оценки, если судить по состоянию российской экономики, должны быть крайне негативные. Но Путин как раз ускользал от оценок, боялся занять решительную позицию. Это понятно, ведь президентская оценка деятельности ведомства или министра с необходимостью влечет за собой действенные решения, президент, критикующий ведомство или министра, берет на себя ответственность за разрешение кризиса. Путин же не оказывал ни малейшего давления на своих вроде бы подчиненных, ни словом не задевал их.