Альбино Лучани принадлежал к поколению священников, которое испытало на себе всю тяжесть папского «Силлабуса» и «антимодернистского» менталитета. Сам Лучани мог легко поддаться господствующим настроениям и стать совершенно другим священником — консервативным и ограниченным. К счастью, по ряду причин он избежал подобной судьбы. Немаловажную роль в этом сыграл его простой, но великий дар — жажда знаний.
Несмотря на чрезмерность заботы матери о здоровье мальчика, в такой опеке имелся существенный плюс. Не разрешая сыну гонять мяч с друзьями и играть на улице, мать усаживала его за книги. В результате перед мальчиком открылся целый мир. В детстве Альбино жадно проглатывал полные собрания сочинений Диккенса и Жюля Верна. В семь лет, например, он познакомился с произведениями Марка Твена. Увлечение книгами было достаточно необычным для страны, где в то время половина взрослого населения не умела читать.
В Фельтре Альбино Лучано читал все, что попадало ему в руки. Наделенный поразительной памятью, он запоминал практически все прочитанное. Поэтому, несмотря на то, что дерзкие вопросы могли вызвать недовольство, время от времени Альбино все же отваживался их задавать. Преподаватели считали его учеником усердным и прилежным, но «излишне активным».
На лето юный семинарист возвращался домой и, одетый в длинную черную сутану, работал на полях. Когда помощь в сборе урожая не требовалась, он приводил в порядок библиотеку отца Филиппо. Монотонность жизни в семинарии оживлялась время от времени встречами с отцом. Тот, возвращаясь осенью домой после сезонных работ, первым делом навещал сына в семинарии. Зимой же Джованни Лучани проводил агитационные кампании в пользу социалистической партии.
После учебы в Фельтре Альбино Лучани поступил в старшую духовную семинарию в Беллуно. Один из его современников так вспоминал о распорядке дня в Беллуно:
Нас будили в 5:30 утра. Отопления не было, так что вода для умывания часто покрывалась коркой льда. И каждое утро я по пять минут умывался такой водой. У нас было всего полчаса, чтобы умыться и застелить кровати.
В сентябре 1929 года я познакомился здесь с Лучани. Ему тогда было 16 лет. Он всегда был дружелюбен, спокоен и невозмутим — если только вы не говорили чего-нибудь неправильного или неверного. Тогда в нем словно пружина распрямлялась. Я уяснил, что в его присутствии надо говорить осторожно, выбирая слова. И если вы оказались рядом с ним, а у вас в мыслях неразбериха, то берегитесь.
В числе прочитанных Лучани книг было несколько работ Антонио Росмини. Бросалось в глаза отсутствие в библиотеке семинарии книги «Пять ран церкви». В 1930 году это произведение по-прежнему входило в «Индекс запрещенных книг». Уже тогда знающий о фуроре, который вызвала эта книга, Лучани тайно раздобыл себе ее экземпляр. Эта книга произвела на него глубокое впечатление и оказала сильное влияние на его жизнь.
В 1930-х годах учителя Лучани считали «Силлабус», обнародованный Пием IX еще в 1864 году, истиной из истин. Терпимость к некатолическим убеждениям и взглядам в любой стране, где главенствует католичество, была для них непостижимой. В годы, непосредственно предшествующие Второй мировой войне, фашизм в варианте Муссолини был не единственной идеологией, которую насаждали в Италии. Права на ошибку не было. Исключением, несомненно, являлся случай, когда заблуждался преподаватель, но его правота не подвергалась сомнению.
Мировоззрение Лучани, которое его наставники вовсе не стремились расширять, в определенном смысле начало сужаться. К счастью, на него оказывали влияние и другие люди, чьи взгляды отличались от убеждений его наставников. Еще один товарищ Лучани по учебе в Беллуно вспоминал:
Он читал пьесы Гольдони. Читал французских романистов девятнадцатого века. Он купил собрание сочинений Пьера Куваса, французского иезуита семнадцатого века, и прочитал его от корки до корки.
Сочинения Коуваса оказали на Лучани такое сильное воздействие, что он всерьез задумался, не стать ли ему иезуитом. На его глазах сначала один его близкий друг, а потом и второй отправились к ректору, епископу Джосуэ Каттаросси, чтобы испросить у него благословения вступить орден иезуитов. В обоих случаях разрешение было дано. Лучани тоже отправился за разрешением. Обдумав прошение, епископ ответил: «Нет, трое — это слишком много. Лучше тебе остаться здесь».
7 июля 1935 года, в возрасте 23 лет, в церкви Сан-Пьетро в Беллуно, Альбино Лучани был рукоположен в сан священника. На следующий день он отслужил первую мессу в родном городе. Он очень обрадовался своему назначению приходским викарием в Форно ди Канале. И хотя его должность в церковной иерархии была самой скромной, это обстоятельство нисколько его не огорчало. В числе друзей, родственников, местного духовенства и самой семьи, гордившихся новым священником, был и Джованни Лучани, который наконец-то получил постоянное место работы сравнительно недалеко от дома — он трудился теперь стеклодувом на острове Мурано возле Венеции.
В 1937 году Лучани назначили проректором семинарии в Беллуно, где он в недавнем прошлом учился. Хотя по содержанию его наставления семинаристам мало отличались от того, чему учили преподаватели в его время, но по форме уроки Лучани были совсем иными. Он старался оживить и сделать запоминающимися занятия по богословию, предмету часто скучному и нудному. После четырех лет преподавания он понял, что ему самому необходимо дальнейшее образование, и решил получить степень доктора богословия. Обучение в Григорианском университете означало необходимость переезда в Рим. Вышестоящее начальство в Беллуно хотело, чтобы молодой священник во время подготовки докторской диссертации продолжал преподавать в семинарии. Лучани готов был согласиться с этим, но руководство университета настаивало, чтобы он по меньшей мере год в обязательном порядке посещал занятия в Риме.
После вмешательства Анджело Сантина, ректора Беллуно, и отца Феличе Капелло, знаменитого эксперта по церковному праву, преподававшего в Григорианском университете и по счастливой случайности знакомого с Лучани, папа Пий XII лично дал особое разрешение совмещать преподавание в семинарии и учебу в университете, о чем было сообщено письмом за подписью кардинала Мальоне, датированным 27 марта 1941 года. (Вообще, из ватиканской переписки того времени совершенно не явствовало, что почти вся Европа была охвачена Второй мировой войной.) Темой своей диссертации Лучани избрал «Происхождение человеческой души согласно взглядам Антонио Росмини».
Его жизненный опыт военных лет представлял собой необычайную мешанину религиозного и мирского. Будущий папа совершенствовал немецкий, выслушивая исповеди солдат Третьего рейха. Он тщательнейшим образом изучал труды Росмини или же ту часть этих работ, которая не подпала под запрет. Позже, когда Лучани станет папой римским, будут говорить, что его диссертация была «блестящей». По крайней мере, такую оценку привела ватиканская газета «Оссерваторе Романо», но которая не нашла отражения в биографиях, опубликованных до конклава. У преподавателей из Григорианского университета мнение об этой работе сложилось иное. Один из них отозвался о диссертации как «о вполне отвечающей требованиям работе». Другой заметил: «По моему мнению, она ничего не стоит. Диссертация обнаруживает крайний консерватизм, и вдобавок ей недостает по-настоящему научного подхода».