Черняев был, однако, не прав, когда иронизировал над обсуждением в ЦК КПСС проблемы «дефицитов». На самом деле осенью 1989 г. эта проблема неожиданно стала для всех в стране едва ли не главной. На полках магазинов не было не только мыла, но и множества других товаров повседневного спроса. Возник острый дефицит на сигареты, консервы, вермишель, макароны и сахар. При этом товары поступали в магазины в прежних количествах, и торговля перевыполняла свои планы. С появлением любого нужного людям товара выстраивались очереди. Полки магазинов были обычно пустыми, но холодильники у большинства людей переполнены. Ни Госплан, ни Госснаб во всем этом не были виноваты. Виновата была инфляция, но она была не совсем обычной, так как цены на все товары не поднимались. Робкая попытка Совета Министров СССР поднять цены на пиво и табачные изделия была осуждена в Верховном Совете. В стране не было рыночных цен, их устанавливал на том или ином уровне Государственный комитет по ценам. Росли не цены, а зарплаты и разного рода пособия и выплаты населению. На забастовки и вспышки недовольства руководство страны отвечало повышением зарплаты. Все денежные выплаты населению страны поднялись с 490 млрд. рублей в 1988 г. до 560 млрд. в 1989 г. Однако производство товаров народного потребления в штуках, кв. метрах, тоннах, млн. банок и т.п. не увеличивалось, а по некоторым видам товаров даже уменьшалось. Отсюда и дефицит. Покупали и раскупали все, что можно было хранить дома. Один из моих знакомых с гордостью показал мне шкаф на кухне с 40 банками сгущенного молока и десятками банок говяжьей тушенки. «Я к зиме готов», – сказал он.
Осенью 1989 г. во многих комитетах Верховного Совета СССР были подготовлены до 20 разного рода весьма радикальных законов, включая Закон о печати, Закон об аренде земли и т.д. Все эти законы предполагалось вынести на утверждение Второго съезда народных депутатов СССР. Верховный Совет СССР был почти готов к отмене статьи 6 Конституции СССР о «руководящей и направляющей роли КПСС». Михаил Горбачев был, однако, решительно против. Он говорил нам, что все это, вероятно, надо сделать, но не сейчас, а позже – не раньше середины 1990 г. Даже многочисленные иностранные журналисты, которые работали в Москве, были удивлены отсутствием каких-либо решений. В октябре 1989 г. М. Горбачев собрал большое совещание представителей всех средств массовой информации. Главной темой продолжительного выступления генсека была не перестройка и не реформы. Горбачев с большой яростью обрушился на «левую» оппозицию и на некоторые из газет, обвиняя их в безответственности и в разжигании страстей. Упреки Горбачева были во многих случаях справедливы, но он не предлагал никаких альтернатив. О чем вообще должны были писать газеты, видя явное ухудшение дел в стране и наблюдая одновременно почти полный паралич власти? В том же октябре М. Горбачев созвал Всесоюзную конференцию, которая заседала с 13 по 15 октября и в которой приняло участие 1400 экономистов, руководителей предприятий и высокопоставленных партийных и государственных деятелей. Докладчиком был академик Леонид Абалкин, который недавно был назначен заместителем председателя Совета Министров СССР по экономической реформе. Это было хорошее научное обоснование постепенного перехода страны и экономики на рельсы «регулируемого рынка». При этом «переходный период» определялся в пять-шесть лет. Л. Абалкин был осторожен и мало говорил о том, как будет проходить этот переход. Он был готов к атаке радикалов, которые требовали более быстрых перемен. Но на данном совещании доклад Л. Абалкина критиковали с другой стороны: многим из участников конференции почти все предложения Л. Абалкина казались чрезмерно радикальными. Сам Горбачев определить свою позицию ясно не смог.
В ноябре 1989 г. в Ленинграде, в Москве и в некоторых других городах прошло несколько митингов и манифестаций, порожденных всеобщим недовольством и дефицитом товаров, которые в разного рода кооперативах можно было купить, но по высоким ценам. На митингах было много лозунгов: «Долой спекулянтов», «Мы против кооператоров-миллионщиков», «Не хотим рынка и анархии!» и т.п. Журналисты писали, что все эти митинги организовали консервативные горкомы и райкомы партии. Но важно то, что люди на такие митинги шли, и их требования поддерживались многими.
В середине декабря 1989 г. открылся Второй съезд народных депутатов СССР. Прошло всего полгода со времени работы Первого съезда, и все люди, которые сидели в Кремлевском дворце съездов, были теми же, но обстановка в Кремле и обстановка в стране была другой. Общая обстановка в стране ухудшилась по всем направлениям, а власть продолжала бездействовать. Во время осенней сессии Верховный Совет СССР принял много важных законов, и наиболее трудными заседаниями и дискуссиями руководил, как и в июне, чаще всего сам М. Горбачев. По оценкам экспертов Верховного Совета, 19 законов являлись первоочередными и безотлагательными и еще 40 законопроектов – крайне необходимыми. Среди законов, принятых во втором, т.е. самом трудном, чтении, были Законы о земле и собственности, о печати, о порядке разрешения трудовых споров и конфликтов, об аренде, об общих началах местного самоуправления и др. Это был солидный пакет законов, и Михаил Горбачев с гордостью писал позднее, что это осеннее законодательство, которым он руководил лично, можно сравнить с «такими вехами истории России, как создание уголовного уложения при царе Алексее Михайловиче, правовые реформы Петра I и Александра II, как пересмотр всей системы права после Октябрьской революции» [121] . Когда М. Горбачев называл сам себя реформатором, добавляя при этом фразу, что «счастливых реформаторов не бывает», он обычно приводил список в 10 – 15 законопроектов, принятых Верховным Советом СССР между 25 сентября и 28 ноября 1989 г. Но это не более чем самообман. Мы знаем, как принимали свои законы Петр I или Александр II. Но осенью 1989 г. мы принимали не законы, а только законопроекты. По предложению М. Горбачева, все они были вынесены на всенародное обсуждение. При этом многие законопроекты, например о гражданстве, о судопроизводстве, об основах законодательства, о языках и т.д., были опубликованы только в профессиональной и ведомственной печати, и обсуждение их могло продолжаться неопределенно долгое время. Когда некоторые комитеты Верховного Совета предложили утвердить хотя бы часть этого пакета законов на Втором съезде, именно Горбачев отклонил эти предложения. Почти все перечисленные выше законы так и не были приняты ни в 1990, ни в 1991 гг., оставшись, в сущности, не законами, а декларациями о намерениях. Разумеется, подобного рода «реформаторство» не может быть «счастливым».
На Втором съезде народных депутатов СССР был заслушан доклад Н.И. Рыжкова «О мерах по оздоровлению экономики, этапах экономической реформы и принципиальных подходах к разработке 13-го пятилетнего плана». Обсуждение доклада было вялым и малоинтересным, и сам Н.И. Рыжков в своих мемуарах почти ничего не вспоминает о заседаниях Второго съезда. Опять-таки речь шла о «принципах», «подходах», «планах», «этапах». Иностранные наблюдатели оценивали доклад Н. Рыжкова как «результат победы умеренных консерваторов». Все, кто выступал в прениях, были согласны с докладчиком в том, что «быстрый переход страны к рыночным отношениям невозможен». Но все были также согласны и с тем, что нынешнее положение нетерпимо. Но что делать, например, со стихийно сложившимся рынком дефицитных товаров, который находился вне контроля власти? Массовый характер приняли валютные операции и не на черном рынке валютчиков, а между вполне респектабельными предприятиями. Советский рубль выходил из доверия, и его почти открыто замещала конвертируемая валюта. Голосование по предложенной Н. Рыжковым программе правительства было долгим и мучительным. Было внесено три предложения, и каждое из них голосовалось отдельно. Около 200 депутатов решительно требовали отклонить предложенную программу.