Тяжеловесная фигура остановилась около водительской кабины со стороны пассажирской дверцы. Дверцу открыли изнутри, потому что снаружи, как было видно под лучом фонарика проводника, ручки не было – видимо, из соображений безопасности на этих неспокойных дорогах ее специально убрали. Водитель наклонился и открыл дверцу, чтобы разговаривать с новым пассажиром, который не пожелал обойти машину по дороге. Но Грицко, как и требовал от него эмир Даниялов, один только разговор не устроил. Он еще прошел к заднему борту, приподнял тент и посветил внутрь фонариком, высматривая, нет ли кого внутри. И только после этого махнул рукой, приглашая дагестанцев.
– В машину, – скомандовал Абдул-Межид.
Трое его бойцов устремились за ним. В кузов запрыгивали с ходу. Только один старый Мухетдин Султанов свой рюкзак забрасывать не рискнул, а передал его Исрафилу Магомедову. И лишь после этого забрался в кузов. Грицко пошел в кабину. Он любил удобство. Кроме того, необходимо было показывать, куда ехать. Проводник, он и есть проводник.
Поехали сразу, как только Абдул-Межид легонько стукнул по кабине ладонью. Общепринятый в Горном Дагестане сигнал и здесь воспринимался адекватно. В кузове, не оборудованном для перевозки пассажиров, ехать было неудобно. Да еще участок дороги попался такой, что трясло сильно. Сидели прямо на обитом металлическим листом полу, подпрыгивали на каждой выбоине, но никто не жаловался. Люди эмира Даниялова с неудобствами мириться умели. Они к этому еще у себя дома привыкли и вообще считали, что едут хорошо. Сам Абдул-Межид несколько раз даже вставал в углу кузова, держась двумя руками за стойки каркаса, на котором крепился тент. Старая истина, что о своей безопасности лучше заботиться самому, эмиром всегда уважалась. И потому он просто пробил своим большим ножом дыру в углу брезентового тента, слегка расширил ее и временами посматривал вперед, на дорогу. Кабина у грузовика была не слишком высокая и позволяла видеть не только правый край своей полосы движения, но и всю дорогу впереди.
На заднем борту тент никто снаружи не закрепил, и он временами поднимался на неизбежном при движении ветру и хлопал, как отдаленный выстрел. Однако это позволяло увидеть и преследование, если бы такое было организовано, хотя, по большому счету, гнаться за ними было некому – не успели они еще «наследить» в Польше, чтобы опасаться преследования. Тем не менее осторожность соблюдать надо было. Не на каждом шагу даже в Польше встречаются люди кавказской внешности и с автоматами, готовыми к бою. Несколько раз уже на первом отрезке пути сам Абдул-Межид и его бойцы опускали предохранители на автоматах. Происходило это в моменты, когда видно было, что их догоняет машина с проблесковым маячком. Но эти машины ехали без звукового сигнала и потому не создавали впечатления погони. Впрочем, преследователи даже проблесковый маячок включать не будут, чтобы не обнаружить себя раньше времени и не заставить водителя грузовика участвовать в гонках. В данном случае гонки стали бы неравными по условиям, потому что их грузовик, как и любой другой, не мог похвастать спортивной скоростью, но мог совершить без большого вреда для себя таран, что невозможно сделать на легковой машине.
Однако если погоня и была, она организовывалась не за ними. Однажды грузовик обогнала явно полицейская машина, дважды машины «Скорой помощи», или как там она в Польше называется, – этого эмир Даниялов не знал. Но все они благополучно для себя обошли грузовик по левой полосе движения, даже не заметив, что обгон совершали под готовыми к бою автоматными стволами.
Причина такой торопливости машин и нарочитая обозначенность включенных проблесковых маячков открылась вскоре. Абдул-Межид как раз встал в очередной раз в угол кузова к дыре в тенте, чтобы понять, почему грузовик тормозит, и увидел на дороге впереди столпотворение. Там было много света, много полицейских и медицинских машин, и все люди вертелись около обочины. Туда же был направлен свет нескольких прожекторов. Объяснять, что произошло, необходимости не было. Видимо, какая-то большая авария.
Грузовик объехал место аварии по встречной свободной полосе. Эмиру Даниялову в прорезь не было видно, что произошло на дороге, да его и мало интересовало событие, которое не имело отношения к нему, к его группе и к его делу. Дальше дорога пошла лучше, без выбоин, на которых даже грузовик вздрагивал, и потому возросла скорость. Такое движение сильно укачивало, и Абдул-Межид поймал себя на том, что все чаще и чаще он открывает глаза, не помня, как закрыл их. Однако такое засыпание, как знал эмир из опыта, сильно утомляло и делало организм вялым и непослушным. Лучше было или полностью бодрствовать, или полностью спать. Не зная, что предстоит ему и его людям впереди, Даниялов все же решил, что лучше выспаться по возможности, и потому громко цокнул языком, привлекая к себе внимание. Головы повернулись в сторону эмира.
– Первым дежурит Султанов, остальные спят. Мухетдин, через два часа, если все еще будем ехать, буди Исрафила.
Исрафил Магомедов согласно кивнул и тут же устроился в левом углу кузова, свернувшись по-собачьи. В углу поддерживали два борта, и там спать было удобнее. Сам Абдул-Межид занял второй угол. К углам у заднего борта никто, естественно, не направился, поскольку там, если попадется на дороге хорошая выбоина, может так подбросить, что машина из-под тебя успеет выскочить, и упадешь после этого на дорогу. А там совсем не мягко, хотя и нет в такое время суток идущих следом машин.
Абдул-Межид закрыл глаза и тут же провалился в сон. В ночное время, да еще после сильных физических нагрузок, засыпается быстро…
* * *
Рассветает в летнее время рано, хотя и не так быстро, как на Кавказе. Там солнце выкатывается из-за гор и хребтов уже разогретое, яркое и сразу меняет темноту на дневной свет. Здесь же сначала небо слегка сереет, потом постепенно светлеет, и только после этого откуда-то из России приходит в Польшу солнце. Наверное, если полякам сказать такую фразу, подумал эмир Даниялов, они обидятся, потому что на протяжении веков выступают противниками России, соперниками в борьбе за жизненное пространство, грубо называемое в политике территорией. И никогда не согласятся с тем, что солнце приходит к ним из России. В Дагестане такой вопрос никогда не встанет, потому что туда солнце приходит из Каспийского моря. И дагестанцам не на что обижаться. Но к России отношение у дагестанцев во многом такое же, как у поляков. Разница только в том, что дагестанцы понимают: без России им в современном мире не прожить. Дагестан слишком мал, чтобы быть самостоятельной величиной. И потому многие из дагестанцев считают себя частью России. Но, если объединить все северокавказские республики в одну панкавказскую, и не в республику, а в имарат [19] , то есть в исламское государство, то этому имарату будет под силу вести свою самостоятельную политику и являться грозной силой для всех соседей, даже для России. Дагестан уже сейчас представляет для России серьезную угрозу, с которой невозможно бороться силой. Российские правители хотя и пытаются что-то сделать, но ничего не могут. И потому, из страха потерять свою власть, пытаются купить. Можно сказать, что уже купили Чечню. Не купили даже, а откупились. И постоянно платят громадную дань. И дальше будут платить, что стало для чеченцев способом к безбедному существованию. Как когда-то в Средневековье Русь платила дань Золотой Орде, так сейчас Россия платит Чечне. В самой Чечне это многим нравится, а некоторым не нравится. И потому там еще существуют очаги сопротивления. Дагестану пока не платят. В Дагестане очаги сопротивления только еще разгораются, как и в других северокавказских республиках. Если будут всем платить, как Чечне, если всему Северному Кавказу обеспечат безбедную жизнь, что ж, тогда разговор может стать другим. Тогда, может быть, и не будет так остро стоять вопрос о создании Панкавказского имарата. В Москве это понимают. И понимают, что пока на весь Кавказ у них денег не хватит. И пытаются решить вопрос силой. Но не могут. Им международные организации не дадут это сделать. И платить придется. И действия эмира Даниялова направлены на то, чтобы приблизить этот момент. Если нынешняя операция пройдет успешно, федералы вынуждены будут повторить чеченский вариант с данью и в отношении Дагестана.