Может так: У них детское представление: построим здания, крикнем в прессе, что построили, тут и ученые сразу прибегут, и будет это называться мировым научным центром. Ерунда.
Окружающее болото поглотит этот объект точно так же, как сейчас поглощает советские науку и образование. На первых позициях будут не гении типа Перельмана, а прохвосты типа сталинского Лысенко.
Чтобы изменить это правило, нужно менять систему. Но это невозможно, поскольку она сегодня забита «политическими флюгерами», не имеющими твердых убеждений. Их единственная цель — не оказаться на обочине при очередном переделе власти. Они всегда «за все хорошее и против всего плохого», потому что это их форма «одежды».
О каких гениях может идти речь, если поп-звезд, победивших на очередном мероприятии из серии «хлеба и зрелищ», бегут поздравлять первые лица государства. А, например, на Перельмана, сделавшего открытие века, они даже внимания не обратили. О каком мировом научном центре можно вообще вести речь?
Любое конструктивное действие становится возможным только при четком понимании, что строим. Общие слова, пусть даже благочестивые и проникновенные, не пройдут. Нельзя строить «просто хорошее здание». Реальное строительство возможно только после определения, что конкретно вы строите: жилой дом или овощехранилище.
Если мы собрались строить социальную конструкцию «христианская церковь» (условное название), в первую очередь нужно уточнить, что это такое. Если этому есть четкое понимание, конкретный образ, чертеж, можно считать, полдела сделано. Более того, при таком раскладе окажется, что не нужно изобретать велосипед. Уже все есть. Осталось лишь привести в эту социальную систему как можно больше людей, и конструкция для преодоления глобальной катастрофы готова.
Пока опустим соображение, которое мы высказывали о невозможности церкви быть защитником (это превратит ее в аналог Ватикана, то есть вместо церкви получится обычное государство, отличающееся от остальных формой одежды первых лиц).
Начнем с того, что церковь есть в первую очередь не зависимое от властей образование. Это не министерство. Это полностью автономное образование, не отрицающее требований государства, но при этом совершенно независимое.
Зависимая от власти структура может называться церковью, но это будет не церковь в полном смысле этого слова. Это будет министерство, используемое властью для своих целей. Власть будет влиять на церковь так, чтобы упрочить свое положение.
Яркий пример такого влияния — выборы патриарха. Власть понимает: патриарх является фигурой, чье слово может подвигнуть миллионы людей к тому или иному действию/бездействию. Поэтому лучше, чтобы слово патриарха не вошло в противоречие с государственным курсом.
Имея нескольких кандидатов, власть исходит не из того, кто из них святее и честнее, больше радеет за веру и прочее, а из понятности личности и уверенности: человек не будет выходить за обозначенные ему границы.
Понятное дело, не все кандидаты одинаковые. На минутку допустим, один кандидат в патриархи запредельно честный и бескомпромиссный. Он сам готов умереть за свои убеждения. Для него указ только Христос. Другой готов идти на многие компромиссы, свой человек для власти и прочее. Вопрос: кого власть поддержит? (Не забываем, поддержка власти имеет решающее значение).
Вопрос риторический. Зачем власти на подконтрольной территории второй Гермоген? Если допустить, что власти потребуется провести действия, идущие вразрез с христианством, заранее понятно: нового «Гермогена» уговорить не удастся. Он еще начнет рассылать обличительные послания против власти (пусть и справедливые). Какая власть допустит такое? Только очень недальновидная. А нормальная власть все это предвидит на ранней стадии и не допустит образования источника опасности.
В результате такой опеки возникает совсем не та конструкция, каковой является церковь. Это совсем иная конструкция — министерство. Иными словами, это даже не государство, а часть государства. Но если государство не годится на роль спасателя, никакая его часть, как бы она ни называлась, не годится тем более.
То есть министерство не является той социальной системой, к необходимости, создания которой мы пришли в своих суждениях. Министерство может, как угодно называться, но название не компенсирует сущности.
Если смотреть на мир трезвым взглядом, нужно признать очевидное: церковь сохраняла независимость до момента признания ее государством. После того, как она оказалась в зависимом от власти положении, говорить о независимости стало невозможно.
Сказано это не к тому, чтобы бросить тень на церковный институт, а для реальной оценки ситуации. Отличительный признак системы, которую мы называем «христианская церковь», в первую очередь независимость. Если она зависимая, это не церковь. (Здесь мы слово «церковь» употребляем в смысле конструкции, основанной на определенном принципе, а не в общепринятом значении, обозначающем зависимую государственную церковь).
Строить ту или иную часть государства, во-первых, не имеет смысла. Во-вторых, она уже без нас давно построена и живет по своим правилам. В помощниках не нуждается и на роль спасателя людей от кризисной ситуации не ориентирована (а если ее и сделать таковой, получится Ватикан, то есть часть государства трансформируется до размера целого государства).
Второй тупик: стоит нам только рот открыть о построении новой церкви (просто сказать такое словосочетание), как мы тут же получаем статус сектантов. Это глупо, если учесть, что у нас нет намерения создавать церковь в религиозном смысле.
Термин «церковь» удобен для обозначения типа социальной конструкции, не более. Идентифицирующим признаком составляющих конструкцию деталей будет христианство. Так же, как идентифицирующим признаком, например, немецкой армии, являются немцы. Но как немецкая армия не претендует подменить собой нацию, так и конструкция типа «церковь» не подменяет собой института государственной христианской церкви.
Мы не видим возможности создать конструкцию типа «церковь» с чистого листа. Так же мы не видим возможности работать с существующими структурами, именуемыми «церковь». По ключевым признакам они соответствуют конструкции «министерство». Но традиционно их принято называть церквями, и мы не видим смысла менять название.
Оптимально было бы вернуться в состояние, когда церковь еще не попала под власть государства. Тогда можно было бы рассматривать ее как систему, способную вырасти до мировых размеров. Сегодня никакая церковь не может вырасти до такого масштаба в первую очередь потому, что этот рост будет противоречить интересам государств.
Сегодняшняя раздробленность церкви является результатом политических стремлений, о чем мы писали в третьей книге «Проект Россия». Тут все просто: любая власть хочет иметь полный контроль над своей территорией и не может допустить, чтобы мощный центр влияния находился вне ее поля зрения.
В наше время церковь является одним из самых мощных институтов влияния. Раньше это был самый влиятельный институт. В период его расцвета одного слова было достаточно, чтобы правитель потерял власть (пример — стояние в Каноссе).