Испаноязычные амбиции. Поразительным фактом является то, что в 2000 г. 21 млн. иммигрантов заявил публично, что не может адекватно изъясняться на английском языке. В одном только штате Массачусетс в 2002 г. около полумиллиона человек (7,7 процента всего населения штата) не говорило (в достаточной степени) по-английски. А зачем необходимо это знание? Растущее число частных предприятий говорит с клиентами не по-английски. И бизнес в целом начинает пересматривать свое отношение к английскому языку. Если в 1900-е годы компания «Форд» была лидером американизации иммигрантов, то через столетие в этой многонациональной корпорации даже члены руководящего совета являются неамериканцами. Крупные компании должны учитывать то обстоятельство, что покупательная способность иммигрантов и этнических меньшинств перевалила за 1 трлн. дол. ежегодно. Американские компании ныне расходуют «около 2 млрд. дол. ежегодно на продажу своих товаров тем, кто желает приобрести продукты, пользуясь при этом своим собственным языком. Товары, продаваемые на иностранных языках, теперь приветствуются нашей корпоративной культурой» [584] .
Испаноязычные идеологи имеют все основания для ликования. Хосе уже опередил Майкла в качестве наиболее популярного имени на американском Юге. Профессор университета Нью-Мексико Ч. Трухильо предсказывает, что к 2080 г. юго-западные штаты США и северные штаты Мексики создадут новое государство — «Северную республику». Наблюдатели ищут подходящее название новому образованию: «Мексамерика», «Амексика», «Мексифорния». Популярен стикер: «Пусть последний англоговорящий заберет с собой и флаг».
Реалистичным является прогноз, согласно которому испаноязычное сообщество в США примет решение структурно зафиксировать свою особенность и свое преобладание. Уже сейчас крупнейшие кубинские организации называют наиболее острой проблемой «столкновение культур, столкновение между нашими ценностями и ценностями американского общества». Нет недостатка в доказательствах «превосходства» латинского мира. Скажем, известный мексиканский писатель Карлос Фуэнтес талантливо и убедительно определил различие между совмещенным испано-индейским наследием, «культурой католицизма» с одной стороны, и американской протестантской культурой, «идущей от Мартина Лютера», с другой. Испаноязычные идеологи говорят о «более глубоких корнях» испанской культуры. Англоязычные идеологи, отбиваясь, указывают на неверие испаноязычных в два столпа «традиционной Америки» — образование и упорную работу.
Культурная пропасть начинает все отчетливее разделять две общины. При этом 38-миллионная испаноязычная община растет быстрее, она начинает ощущать свою силу и все энергичнее самоутверждается. Общая покупательная способность испаноязычных в США перешагнула за половину триллиона долларов; это означает, что значительная часть американской экономики ориентируется уже на испаноязычных — материальная предпосылка более независимого курса. Что касается мировоззрения и единого мировосприятия происходящих из латинской Америки, то здесь важную роль играют единые для всего испанидада средства массовой информации. Речь идет об общих телевизионных каналах (таких, как «Унивизион»), которые работают качественно и уже конкурируют с ведущими американскими англоязычными каналами, начиная с CNN.
Испаноязычная среда в США ныне никак не похожа на прежний слой поденщиков, ощущающих свою зависимость от работодателей-гринго. Самоутверждение следует за самосознанием. Латинская элита не просит о равенстве с богатыми северянами или о едином общественном пространстве (всегдашняя мечта новых иммигрантов). Латинский мир идет еще дальше. В испаноязычной среде выделились такие идеологи, как Уильям Флорес и Рина Бенмайор, которые попросту отвергают идею «единого национального сообщества». Любые попытки «культурной гомогенизации», особенно базирующиеся на укреплении функций английского языка, воспринимаются ими как проявления ксенофобии и культурного высокомерия. Задача испаноязычных, с их точки зрения, «укрепить латинскую идентичность, латинское политическое и социальное сознание». Отсюда требование отдельного «культурного гражданства», предоставления латиносам «ясно обозначенного культурного пространства» [585] . Таким образом адвокаты испанизма открыто (и все чаще демонстративно) стремятся ослабить основу англо-протестантской культуры как головной. Объективно это ведет к превращению Соединенных Штатов в двуязычное общество двух культур.
Испанизм уже сделал в этом направлении значительные шаги повсюду, начиная с главного атлантического мегаполиса. Как отмечают Флорес и Бенмайор, «Нью-Йорк уже является двуязычным городом, где испанским языком широко пользуются в обыденной жизни, в бизнесе, в общественных и социальных институтах, в школах и в домашней обстановке». А если говорить в масштабах всей страны, то, как утверждает профессор Илан Ставанс: «Мы являемся свидетелями пересмотра национальной лингвистической идентичности» [586] .
Прежде у иммигрантов не было находящейся рядом и активно их поддерживающей родины. Мексика тоже не сразу взяла на себя эту роль, с трудом преодолевая известные исторические обиды. Но с продвижением идей общего североатлантического рынка с США и Канадой Мехико-Сити осознал свой негаданный козырь. Непосредственно после своего избрания в июле 2000 г. президент Мексики Висенте Фокс посчитал необходимым заявить, что его целью является открыть американомексиканскую границу для людского потока с юга на север. Его министр иностранных дел Хорхе Кастанеда (известный социолог) указал, что для центрального мексиканского правительства немыслимо «сдерживать своих граждан от эмиграции — тогда социальный котел Мексики может взорваться» [587] .
В результате стимулируемого мексиканским правительством потока иммигрантов на север, в 2004 г. численность испаноязычных в Соединенных Штатах составила 38,8 млн. человек — рост на 9,8 процента в год после ценза 2000 г. (среднеамериканский уровень демографического прироста — 2,5 процента). В прежде единых Соединенных Штатах обнаружился новый факт революционного значения: более 47 млн. человек в США (из 283 млн.) говорят дома не по-английски. Общая тенденция благоприятствует «не-англо». Сенатор Хайякава придает делу необходимый пафос: «Почему ни один филиппинец или кореец не протестуют против английского языка? Не возмущаются японцы. И, конечно же, вьетнамцы, счастливые пребыванием здесь. Они быстро изучают английский язык. И только испанцы представили собой проблему. Возникло влиятельное движение за превращение испанского языка во второй официальный» [588] .