В лице бен Ладена глобализация получила наиболее последовательного противника, готового принести на алтарь своей страшной борьбы собственную жизнь. Объединяющей (хотя бы словесно) мир глобализации бен Ладен жестко противопоставил разъединение этого мира. В течение нескольких минут могучий мировой процесс ощутил воистину тектонический толчок и едва не начал обратное движение. Террористы полностью использовали все возможности глобализации для четкого планирования своей операции. И получилось так, что претерпевшая от глобализации периферия нанесла удар по ее центру, где чемпионы, победители, триумфаторы глобализации начинали свой трудовой день». [513]
И все же, видимо, самые страшные конфликты уготованы Африке — некогда вотчине западных метрополий, посылавших детей местной элиты в Оксфорд и Сорбонну, надеясь на последующую массовую рекультуризацию населения. Надежды оказались напрасными, и европейски образованные лидеры деколонизованных стран к третьему тысячелетию сменили европейские костюмы на традиционные местные (часто экзотические) одежды. Оболочка в данном случае отразила суть.
В огромной зоне от Судана и Эфиопии через район Великих озер к ангольским высокогорьям и Конго лежит сплетение готовых вспыхнуть конфликтов. А рядом, в Западной Африке, революционные и этнические войны зреют в Нигере, Мали, Либерии, Сьерра-Леоне и Чаде. Возможно, самый страшный конфликт готов вспыхнуть в Нигерии (мусульмане на севере страны и христиане на юге). Все здесь складывается трагически — наследие прежних репрессий, возникновение воинственных националистических групп, отсутствие международного внимания. В целом «Косово, Восточный Тимор и Чечня иллюстрируют то положение, что стратегия разрешения этнических конфликтов зависит от того, принимаются ли повстанцами предлагаемые компромиссные идеи» [514] , или их новая самоидентификация представляет собой ценность, обесценивающую саму жизнь в старых культурно-цивилизационных рамках.
Современная, отчетливо выразившая себя тенденция говорит о том, что возрождение старой этнической и трайбалистской памяти изменит убеждения огромных масс и, соответственно, направленность их интернационально значимой деятельности. На международной арене возможно появление множества новых этнически-цивилизационно особых государств — до нескольких тысяч в новом столетии. И этот процесс «породит насильственные беспорядки и человеческие страдания в беспрецедентном масштабе» [515] . В результате произойдет полная реструктуризация системы международных отношений.
Итак, оптимистически воспринимаемая модернизация посредством накопления в основном западного опыта зашла в своего рода тупик. И большей ценностью в новом веке замаячил призрак возврата к домодернизационным идолам, где кровь, обычай и символ веры одерживают верх над обещаемым гедонистическим благодушием авангарда глобализированного мира.
Ограничители. Что можно противопоставить этим аргументам? Обеспокоенных перспективой межцившизационных столкновений успокаивает японский исследователь Сакакибара: «Цивилизации действительно поднимаются вверх, а потом начинают терять влияние. Они часто сталкиваются друг с другом; но, что более важно, они взаимодействуют и сосуществуют между собой на протяжении почти всей истории» [516] .
Невозможно отрицать факт частичного смешения различных культур, особую — объединяющую роль английского языка, своего рода lingua franca нового времени, появление «космополитических» средств массовой информации, что оставляет шанс не только размежеванию основных цивилизаций, но и их взаимообогащающему сближению. Создается определенная возможность формирования целых областей, где не будет доминирующего цивилизационного кода, где смешение рас, языков, обычаев и традиций взойдет на более высокий уровень, характеризуемый неприятием цивилизационного самоутверждения. Окрашенные культурной терпимостью области, по мнению культуролога Э. Смита, «могут служить в качестве моделей в долговременной перспективе для все более широкого межконтинентального сближения» [517] .
Глобальная культура будет оказывать свое воздействие на нескольких уровнях одновременно — как высококачественный культурный продукт, как пользователь денационализированных этнических и народных мотивов, как серия генерализированных гуманитарных ценностей и интересов, как унифицированный научный дискурс. Феноменальный рост коммуникационных возможностей создает предпосылки широчайшего воздействия «лучшего против своего».
Глобальная культура будет неизбежно походить на доминирующие культуры прошлого. Нет ничего нового в распространении чужих культурных ценностей в гордящихся своим своеобразием ареалах. Греко-македонская культура была чрезвычайно успешно распространена на весь Древний Ближний Восток. Культура Древнего Рима столь же успешно и надолго распространилась по всему Средиземноморью.
Восприимчивости нового сегодняшнего космополитического кода может способствовать то обстоятельство, что «сегодняшняя возникающая глобальная культура не привязана ни к определенному месту, ни к четко ограниченному историческому периоду. Создается подлинная смесь идущего отовсюду и ниоткуда, рожденная на современных колесницах глобальных телекоммуникационных систем… Эклектическая, универсальная, безвременная и техническая, глобальная культура будет преимущественно «сконструированной» культурой, окончательным и наиболее распространяемым из человеческих конструктов эры освобождения человека и его возобладания над природой, и не следует забывать, что «нация» это тоже всего лишь конструкт» [518] .
Если существует общечеловеческое воображение, если проявляют себя общечеловеческие ценности, то почему должен быть бессильным перед потоком культурного цивилизационного самоутверждения человек, могущий иметь самые различные кровно-культурное наследие и привязанности? Почему голос одной цивилизации должен нейтрализовать общечеловеческое?
Есть надежда и на то, что межцивилизационным столкновениям воспрепятствует взаимная вражда стран одной и той же цивилизации. На протяжении многих столетий международная система держится на суверенности отдельных государств, почему же эта суверенность должна в определении своей судьбы в будущем уступить место цивилизационной дисциплине, встать на путь внутрицивилизационного сближения? Так ли легко государства расстаются со своим суверенитетом? Сейчас и в будущем критически важна национальная (в пику цивилизационной) самоидентификация — надежный внутренний цемент государств как подлинных субъектов международных отношений. Именно национальная идентичность способна затормозить силовое цивилизационное самоутверждение. Главным аргументом против первенства цивилизационного фактора является указание на то, что суверенная нация способна ненавидеть цивилизационного соседа не меньше, чем представителя далекой иной цивилизации.