У наших войск была определенная возможность ослабить (если сконцентрировать на этом усилия) давление на юго-западе, где наши войска, сдерживая Гота, сражались отчаянно. Но еще больший шанс был прижать 14-й корпус немцев, который попал в настоящий переплет.
Оттуда Паулюсу сообщали нечто совсем безрадостное:
«Если нынешнее положение сохранится, то уже можно определить день, когда наше сопротивление станет невозможным».
Но немцам улыбнулась фортуна. Их грузовой состав пробился сквозь все заслоны и 28 августа подошел к танкистам генерала Хюбе в самый нужный момент — в течение пяти дней те не могли пробиться на Тракторный завод и уже строили планы отхода обратно к Дону. Теперь, получив орудия и минометы, Хюбе обрушил смерч на защитников заводских укреплений, и тем отныне приходилось постоянно прятаться в степных оврагах — балках. Теперь 3-я моторизованная дивизия немцев наконец-то сомкнулась с 14-м танковым корпусом, и Еременко ощутил это немедленно.
В центре Еременко мог рассчитывать только на сильно потрепанную в начале августа 62-ю армию (примерно 25 тысяч бойцов). На юго-западе холмы Абганерова сыграли роль маленьких крепостей, войска стояли насмерть, и «папа» Гот ревел от ярости. Но немцы сумели перегруппироваться. Ночью Гот перевел свои танки на позиции пятьюдесятью километрами западнее. Чтобы сбить с толку нашу разведку, он подтянул на фронт свежие войска, чтобы происходящее напоминало простую ротацию войск.
28 августа германские войска рассекли линию советской обороны на юго-западе. Как оценивает ситуацию американский историк У Крейг, «папа Гот нашел ключ к воротам Сталинграда… Теперь он послал свои танки на север для встречи с танками Паулюса». Штаб группы армий «Б» информировал Паулюса о многообещающей возможности: «В свете того факта, что 4-я танковая армия сегодня в 10.00 захватила плацдарм в Гавриловке, все отныне зависит от способности 6-й армии сконцентрировать максимально возможные силы и начать наступление в южном направлении». К счастью для защитников города, Паулюс не шелохнулся. Все свои силы он отныне (и надолго) направил на сдерживание атак трех советских армий с севера, направленных на его стратегически важный коридор. Пока штабы обменивались советами, Еременко сумел разместить между Доном и Волгой еще более двадцати тысяч своих солдат. 72 часа нерешительности Паулюса сделали план «приволжских Канн» уже невероятным.
И еще оставалась старая линия обороны, столь умело обойденная Паулюсом. Полковник Петр Ильин продолжал держаться на юго-восточной окраине Калача. Под его командой осталось всего сто человек, и он не мог уже даже препятствовать переправе немцев через Дон на лодках. 28 августа радист из 62-й армии не верил, что они продолжают сражаться в Калаче — ведь в нем немцы. После паузы голос на короткой волне спросил, в каком месте Калача стоит Ильин. Полковник понял, что ему не верят, и быстро объяснил, где находятся его солдаты. Голос из 62-й армии поздравил его с мужественным сопротивлением.
На тридцати восьми грузовиках под носом у немцев Ильин и его бригада в ночной степи ушла в сторону Сталинграда. Ильин последним влез в кузов грузовика. Его — и его людей — доблесть измотала 6-ю армию частично еще тогда, когда она была в пике своей формы. Доживут ли солдаты этой бригады до светлых дней? Едва ли они рассчитывали на это. Но их беззаветная любовь к нашей общей матери была тем кирпичиком, на котором можно было строить Сталинградскую битву. В бригаде Ильина были люди многих национальностей великой страны, но для всех это была наша страна, и в этом была наша главная сила. Что скажут их дети? Окажутся ли они верны священной дружбе отцов, или вместе пролитая кровь уже ничего не значит?
В эти дни, рассматривая возможность потери Советским Союзом во-енно-морских сил на Черном море, Черчилль предложил своим командующим штабам послать 200 танков в Турцию. «Это, — писал он, — могло бы подтолкнуть турецкое правительство к сопротивлению, если немцы станут полностью контролировать Черное море». Тонус Черчилля поднимали дешифровщики из Блечли. Прочтение германской шифровальной машины «Энигма» позволило англичанам между 15 и 27 августа 1942 г. потопить танкеры, направлявшиеся к фельдмаршалу Роммелю, уменьшив его боезапас до 4 суток. Роммель вынужден был отойти на прежние позиции. Дорога на Александрию была по-прежнему закрыта. В начале сентября Черчилль, для того чтобы улучшить свои отношения и с Советским Союзом, отдал приказ о посылке конвоя PQ-18.12 сентября 27 кораблей (из 40) этого конвоя пришли в Мурманск.
В конце августа Советский Союз лишился надежного источника информации, доходившего до самого Гитлера, — разведывательной сети «Красная капелла». Эти люди сообщили о движении германских колонн на Майкоп, рискуя жизнью, передали в Москву сведения о расположении материалов для ведения Германией химической войны, сообщили о решимости Гитлера захватить Сталинград. В группу входили выдающиеся немцы — друзья и защитники нашей страны. Их было сорок шесть человек, и нацисты всех их расстреляли. Но не прекратился поток ценнейшей информации — теперь он шел через неприметного люцернского издателя католической литературы Рудольфа Рёсслера, о котором в Москве знали как о Люси. Через Люцерн сведения поставлял генерал из ОКВ Фриц Тиле, от которого в «Вервольфе» и «Вольфшанце» практически не было секретов. Благодаря этому немецкому другу наше командование читало ежедневные германские боевые приказы.
Жуков
Подлинный стратег битвы еще не знал о своем историческом предназначении. Вечером 26 августа Поскребышев из секретариата Сталина сообщил о назначении генерала Жукова заместителем Верховного Главнокомандующего — вторым человеком в военной иерархии страны. Вечером 27 августа штабная машина привезла прибывшего во Внуково Жукова в Кремль. В кругу членов Ставки стоял Сталин, но его приветствие не отличалось сентиментальностью. Краткая характеристика сложившегося в районе Сталинграда положения сделала ясным смысл вызова Георгия Константиновича Жукова — его направляют в Сталинград. Сталин, весь во власти тяжелых чувств, спросил Жукова, сколько ему нужно времени на сборы. Тот ответил, что сутки потребуются для изучения карт и последних сообщений с мест боев.
Сталин удовлетворенно кивнул, пригласил к чаю и кратко обрисовал ситуацию на восемь часов вечера 27 августа. Против созданного Паулюсом коридора Дон — Волга следует бросить три армии —1-я гвардейская армия (Москаленко), 24-я (Козлов) и 66-я (Малиновский). Они нанесут удар с севера, вдоль Волги по германским частям, прижимающим наши войска к Волге. Или это наступление окажется успешным, «или мы можем потерять Сталинград».
29 августа Жуков приземлился в Камышине, где его встретил начальник Генерального штаба Василевский. В штабе Сталинградского фронта в Малой Ивановке доклады Москаленко и Гордова несколько укрепили самочувствие первого заместителя Верховного. Эти генералы верили в возможность сдержать немцев, не обольщаясь, но и не отчаиваясь. Однако предполагаемое наступление трех армий с севера вдоль Волги виделось из Москвы убедительнее, чем на месте. Ударные части будут готовы (сообщает Жуков в Кремль) только к 6 сентября. Нет горючего, немолодые резервисты нуждаются в отдыхе. Сталин не говорит ни слова против, но следом посылает телеграмму, которая буквально дышит отчаянием: «Положение в Сталинграде ухудшается. Враг находится в трех верстах от Сталинграда. Немцы могут взять город сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Отправьте командиров подразделений на север и северо-запад от Сталинграда с тем, чтобы без задержки атаковать противника и ослабить давление на сталинградцев. Промедление нетерпимо. Задержка в данный момент равна преступлению. Бросьте все самолеты на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации слишком мало. Докладывайте о принятых мерах».