Оставив позади себя кошмар бессмысленных вежливых препирательств, так и не добившись согласия Франко на вступление в коалицию стран «оси», Гитлер уже не питал иллюзий. Неудача с Франко ослабляла притягательность средиземноморского варианта. Без Мадрида было сложно «замкнуть» британский флот в Средиземном море. Испанцы решили не искушать судьбу и дождаться более определенного развития событий. Задним числом Гитлер, возможно, сожалел, что сдержал испанцев в июне 1940 года. Риббентроп, обозвав Франко в присутствии своих подчиненных «неблагодарным трусом», последовал за фюрером.
Встреча Гитлера с Петэном в Монтуаре 24 октября была вторым туром попыток реализации средиземноморской стратегии. Глава вишийского режима думал о месте «новой» Франции в «новой» Европе. Пусть побежденная, но Франция по своим ресурсам способна быть главным партнером Германии в новом европейском порядке. Размышляя в таком духе, Петэн пришел к несколько более четкому, чем Франко, определению отношений с немцами.
Восьмидесятичетырехлетний Петэн выглядел достаточно бодро и встретил фюрера едва ли не как равный равного. Основной соблазн аргументов Гитлера заключался в следующем: «Очевидно, что кто-то должен платить за проигранную войну. Это должна быть либо Франция, либо Англия. Если бремя падет на Англию, тогда Франция займет в Европе подобающее ей место и полностью сохранит свое положение колониальной державы».
Петэн был достаточно уклончив:
«Моя страна слишком пострадала морально и материально, чтобы вступить в новый конфликт». Тогда, сказал Гитлер, «она потеряет свою колониальную империю в конце данной войны и будет нести последствия поражения наравне с Англией». — «Время репрессий не может длиться долго», — прозрачно намекнул Петэн на Версальский мир.
Вне себя от комментариев маршала, Гитлер вскричал: «Я не Хочу репрессий. Я хочу мира, основанного на взаимном согласии, гарантирующего покой в Европе на несколько столетий. Я не смогу этого осуществить, если Франция не решится помочь мне сокрушить Британию».
Петэн пошел на заключение с Гитлером соглашения, в котором, в частности, говорилось: «Державы «оси» и Франция имеют идентичные интересы в нанесении поражения Англии как можно скорее. Французское правительство будет поддерживать, в пределах своих возможностей, меры стран «оси», предпринимаемые для достижения этой цели». Пока еще не было известно, в какой мере и как будет вишистская Франция помогать нацистской Германии. Обе стороны решили держать свое соглашение в абсолютном секрете.
Был ли Гитлер доволен сделкой в Монтуаре? Едва ли. Потрясенная Франция, только что воевавшая с Германией, вряд ли могла стать надежным союзником. Разгром ее сил, своего рода национальный ступор, лишал ее привлекательности как военного союзника, деморализация грозила превратить такого союзника в бремя, а не в часть гитлеровской машины. Всю дорогу после Хендея и Монтуара Гитлер был мрачен. Во Флоренции 28 октября его ждал Муссолини.
С Муссолини у Гитлера возникли проблемы на Балканах. Дуче тоже желал опекать «латинскую сестру» Румынию, интересовали его и нелатинские балканские страны. Еще в середине августа 1940 года Гитлер предостерегал Муссолини против авантюр в отношении Греции и Югославии. Зять Муссолини Чиано записал в дневнике 17 августа: «Это было похоже на приказ стоять в строю». Но Муссолини боялся опоздать при разделе Европы. Вопреки совету Берлина, он решился на нападение на Грецию. Муссолини лично сообщил новость прибывшему во Флоренцию Гитлеру: «Фюрер, мы на марше! Победоносные итальянские войска пересекли греко-албанскую границу сегодня на рассвете!» Мало что могло так вывести Гитлера из себя, как этот сюрприз итальянского союзника. Его стратегической задачей было перерезать сонную артерию Британской империи в районе Суэца и создать плацдарм для нападения на СССР с юга, а не захватывать небольшое балканское королевство, где успех итальянцев был еще проблематичен. По существу оказалось, что Гитлер опоздал на встречу с Муссолини. Но, как свидетельствует переводчик Шмидт, он постарался сдержать свой гнев: «После полудня он испытал разочарование — в Хендее, Монтуаре и теперь в Италии. В долгие зимние вечера следующих нескольких лет эти продолжительные и утомительные поездки были постоянной темой его горьких упреков в отношении неблагодарных и ненадежных друзей».
Южный вариант «удушения» Британской империи не получался. Выход в Турцию отдалялся еще более. Своего рода удовлетворение фюрер получил от сокрушительного поражения итальянцев. Их наступление против Греции продолжалось всего неделю, затем греки обратили их в бегство. Гитлер больше думал не о союзниках-итальянцах, а об оставшихся шансах реализовать свою средиземноморскую стратегию. Его волновало фактическое усиление англичан на пути к Турции — их десант на Крите и Лемносе, откуда англичане могли бомбить румынские нефтяные месторождения.
Именно для получения стратегически важных позиций в восточном Средиземноморье, а не для спасения чести незадачливого союзника Гитлер решил бросить вермахт в этот регион. Четвертого ноября он вызвал к себе руководителей главного командования вермахта Кейтеля и Йодля и главных теоретиков армейского штаба Браухича и Гальдера. Гитлер, как следует из записей их бесед, еще не отказался от идей, обсуждавшихся ранее с Редером, он еще верил, что Германия сможет задушить двух главных своих противников (ведущую с ней войну Британию и потенциального противника — Россию) посредством решающего закрепления Германии в Средиземноморье с выходом с юга к Кавказу.
В течение нескольких дней были созданы планы минирования Суэцкого канала, бомбардировки британского флота в Александрии, бомбовых ударов по другим английским объектам в Египте. Армии следовало силами десяти дивизий через Болгарию атаковать англичан в Греции.
Директива № 18 отражает решимость Гитлера испытать возможности средиземноморской стратегии: Гибралтар будет взят, а проливы закрыты. Англичане будут лишены возможности получить плацдарм в любой другой точке Иберийского полуострова или на островах Атлантики. Адмирал Редер получил приказ изыскать возможности захвата острова Мадейра и Азорских островов. В случае необходимости следовало оккупировать Португалию (операция «Изабелла»). Для этого выделялись три германские дивизии. Для привлечения вишистской Франции к более тесному сотрудничеству было решено освободить из-под немецкого контроля часть французского флота и некоторые сухопутные французские части — предполагалось, что они будут защищать французские колонии в Африке от англичан и де Голля. Гитлер надеялся, что посредством таких шагов «постепенно определится участие Франции в войне против Англии».
Аплодировавшие Гитлеру генералы в верноподданническом ослеплении не видели слабости этих замыслов — выделяемые силы были слишком малы для решения задачи контроля над средиземноморским бассейном. Эту задачу Германия, пожалуй, могла бы решить, если бы сосредоточила здесь все свои основные силы — те полтораста дивизий, которые находились в рейхе и на ближайших к нему подступах. Но мы знаем теперь, что Гитлер не склонен был бросить все силы на средиземноморский вариант.
Гитлер не мог оставаться безучастным к очевидному поражению Муссолини. Дело было даже не в унижении первого союзника, а в довольно неожиданном укреплении позиций Англии в Восточном Средиземноморье, что могло создать реальную угрозу рейху с фланга, если вермахт застрянет в России.