Готовность воздействовать на процессы в Евразии, Африке и Латинской Америке предполагала более широкий выбор средств, чем эскадрильи стратегической авиации и авианосцы. Лишь обычные вооруженные силы могли быть применены на раннем этапе «обороны» американских позиций в каждом конкретном случае. Уже в 1961 г. под влиянием поражения в заливе Кочинос президент Кеннеди увеличил вооруженные силы США на 300 тыс. человек, мобилизовал 158 тыс. резервистов и солдат национальной гвардии, создал шесть дивизий резерва, готовых к быстрой мобилизации*. В наиболее важную зону влияния – Западную Европу были посланы дополнительно 40 тыс. американских военнослужащих. Дж. Кеннеди желал иметь полный набор средств для сохранения и расширения американского влияния – от стратегических ядерных сил до эффективных тайных служб. Вашингтон увеличил число регулярных армейских дивизий с 11 до 16. Спешно разрабатывалась стратегия «двух с половиной войн» – когда США могли бы вести две полномасштабные войны в Европе и Азии и одну, «половинную», в любом другом месте*.
Для решения последней задачи создавались специальные части, готовые вести боевые действия скрытно и в самых необычных условиях, на отдаленных рубежах мировой зоны влияния США. В военных колледжах страны произошло нечто прежде невообразимое: для лучшего знакомства с потенциальным противником здесь стали изучать книги Мао Цзэдуна и Че Гевары. В докладе Пентагона от июля 1962 г. говорилось о необходимости выработки «программы действий, рассчитанных на поражение коммунистов без обращения к опасностям и террору ядерной войны; программы, направленной на подавление подрывных действий там, где они уже возникли, и, что еще более важно, на предотвращение возможного их возникновения. Другими словами – это стратегия как терапии, так и профилактики»*. Соединенные Штаты бросали вызов всем силам, влиявшим на изменение международной обстановки. Важно отметить, что США стали готовиться к борьбе против национально-освободительных движений, обучая для этого небольшие группы войск, учитывая особенности тех районов мира, где такая борьба могла бы развернуться.
Американское руководство нуждалось в таком идейном обосновании, которое убедило бы американцев в необходимости «заплатить любую цену» в борьбе с народами, вставшими на путь национального самоопределения. Пропагандистская машина Кеннеди – Джонсона пошла по линии, начатой их предшественниками – демократами времен Г. Трумэна: обозначения внешнего врага в лице Советского Союза. «Холодная война» была охарактеризована Дж. Кеннеди как «борьба за первенство между двумя идеологиями: свобода вместе с богом против безжалостной, безбожной тирании»*. Вея сложная система международных отношений была утрированно сведена к противоборству США с «силами зла» в лице Советского Союза. Угрозу американской империи демократы двух разных поколений описали в сходных выражениях. Президент Кеннеди: «Во всех пределах мира нам противостоит монолитный и не знающий жалости заговор, который направлен на распространение сферы влияния путем преимущественно подрывных действий»*. «Отражая коммунистическую угрозу», президент Кеннеди стремился перегруппировать силы американского империализма, привести в систему то, что подпало под американское влияние в 40 – 50-х годах. Примитивный и ложный подход искажал сложную картину бытия. В «вопросе вопросов» – как приспособить мир к Америке или приспособиться к мировым переменам – американская сторона занимала «активную» позицию. Освободившиеся страны должны были, с точки зрения Вашингтона, развиваться в желательном для США русле либо в противном случае встретить противодействие США. Кеннеди в 1961 г. полагал, что Соединенные Штаты достаточно сильны, чтобы диктовать свою волю этим государствам. Однако ход истории внес коррективы в подобное самомнение. Вехами его были Плайя-Хирон, карибский кризис и Вьетнам.
У администрации Кеннеди было желание добиться быстрого успеха в решении «кубинской проблемы», с переориентацией страны, находившейся в 90 милях от их территории. Еще в ходе предвыборной кампании 1960 г. Кеннеди призывал к «серьезному наступлению» на Кубу*. Впоследствии Дж. Кеннеди проклинал экспертов из Центрального разведывательного управления и объединенного комитета начальников штабов, предсказывавших восстание населения против Фиделя Кастро сразу же после высадки кубинских контрреволюционеров, поддерживаемых американцами. Позднее он объяснял: «Неодобрение им плана вторжения было бы воспринято как признак слабости, что явно несоответствовало общей линии поведения администрации»*. События показали, что влияние США в мире может ослабнуть не только от бездействия, но и от непродуманной активности. Серьезным испытанием президентского варианта стратегии глобальной экспансии стал так называемый карибский кризис (октябрь 1962 г.).
Напомним, что в ответ на размещение американских ракет средней дальности близ советских границ – в Турции, Италии и Англии (ракеты «Юпитер») Советский Союз по согласованию с правительством Кубы начал установку там сходных ракет. Это вызвало пароксизм страха у американского руководства. В ходе этого кризиса Вашингтон показал себя готовым на все, включая ядерный конфликт. Готовность администрации Кеннеди пойти на риск ядерной войны должна была предполагать, что установка этих ракет меняет стратегический баланс между США и СССР. Но как согласовать с этой оценкой мнение ЦРУ и объединенного комитета начальников штабов, выраженное еще до начала карибского кризиса, что американские ракеты среднего радиуса в Турции и Италии не влияют на общий стратегический баланс? Даже тайно созванный совет – «исполнительный комитет» совета национальной безопасности пришел к выводу, что ракеты на Кубе не меняют стратегического баланса*.
Советник и главный составитель речей Кеннеди – его биограф Т. Соренсен оценивал ситуацию таким образом: «Не вызывает сомнений, что эти размещенные на Кубе ракеты, взятые сами по себе, на фоне всего советского мегатоннажа, который мог бы обрушиться на нас, не меняли стратегического баланса фактически... Но баланс мог бы существенно измениться по своей видимости; в вопросах национальной воли и мирового лидерства такие видимости влияют на реальность»*. Как пишет по этому поводу американский историк С. Амброуз, «самый серьезный кризис в истории человечества разразился по вопросу о видимости. Мир подошел вплотную к тотальному уничтожению из-за вопроса о престиже»*.
Один из высших чинов министерства обороны США предложил президенту Кеннеди забыть о ракетах на Кубе, игнорировать их, так как они не представляют собой дополнительной угрозы Америке и не нарушают общего баланса, благоприятного для США. Дж. Кеннеди ответил, что обязан действовать, в противном случае против него будет возбужден процесс импичмента – лишения президентского поста. Президент выступил по национальному телевидению 22 октября 1962 г. и объявил о блокаде Кубы (предложение, отстаивавшееся Р. Макнамарой)*. Все это показывает, что американская правящая элита находилась в состоянии невероятного опьянения своей мощью*. То были достаточно короткие годы упоения всемогуществом. Вслед за событиями на Плайя-Хирон карибский кризис положил начало процессу отрезвления. Он имел определенное просветительское значение – содержал момент приближения к пониманию истины ядерного века: в современном ядерном конфликте не может быть победителей и дипломатия должна помнить, что ее ошибки могут иметь фатальные последствия. Столкнувшись с угрозой ядерной катастрофы в октябре 1962 г., Кеннеди осознал, что подобную цену не стоило платить даже за глобальное влияние. Отнюдь не разделяя идеи изоляционизма и ограничения притязаний, Дж. Кеннеди все же пришел к выводу, что абсолютное отстаивание превосходства повсюду может вовлечь США в ядерный самоубийственный конфликт, привести к национальной катастрофе.