Наконец и для России мировая война закончилась. 2 июня 1919 г. проект мирного договора получила австрийская делегация, и ей тоже был дан пятнадцатидневный срок для ответа. Реакция Австрии была похожа на реакцию Германии.
ГЕРМАНИЯ И ЗАПАД
Германская делегация прибыла в Лондон 28 февраля 1921 г.; немцы уже знали, что англичане склонны уменьшить сумму репараций и расширить обоюдную торговлю. Дело «портили» американцы: 9 февраля 1921 г. сенат США потребовал от союзников выплаты долгов «до последнего пенни». Это заставило Ллойд Джорджа колебаться.
Когда немецкая делегация 1 марта 1921 г. села за стол переговоров в Ланкастер-хаузе, она решительно рассчитывала на примирительные жесты британцев. Глава немецкой делегации Вальтер Саймонс предложил вместо первоначальных 226 млрд. золотых марок сумму в 53 млрд., а затем еще «округлил» ее — до 50 млрд. золотых марок. Потом немцы и из этой суммы вычли 20 млрд. за произведенные союзными войсками конфискации, равно как и за германский флот, который немцы сами потопили в Скапа-Флоу. В конечном счете приемлемая для немцев сумма опустилась до 30 млрд. золотых марок [635] . После некоторых колебаний Ллойд Джордж возмутился: «Эти предложения являются издевательством над договором» [636] . Премьер пригрозил оккупацией Дюссельдорфа, Дуйсбурга и Рурорта. Разразившийся скандал стал сценой для свежей мысли: Вальтер Ратенау (который в это время не был даже членом правительства) сделал оригинальное предложение. Вместо репараций Германия возьмет на себя выплату долгов западноевропейцев Соединенным Штатам. Это заинтересовало всех, а Ратенау укрепил свой престиж. Но правительство США отказалось «видеть какую-либо связь между германскими репарациями и долгами союзников» [637] .
Вторая встреча подобного рода имела место в мае того же года. Здесь Ллойд Джордж решил показать всю свою жесткость, он дал немцам на размышление только шесть дней. Цифра выплат по репарациям была уменьшена до 132 млрд. золотых марок. Германское правительство ушло в отставку. Новый канцлер Йозеф Вирт призвал Ратенау в правительство, и тот в ноябре 1921 г. посетил Ллойд Джорджа в Лондоне. Одобряя поведение немецких властей в Верхней Силезии, британский премьер сказал, что «хотел бы видеть Германию сильной, крепкой, процветающей» [638] .
Всегда жаждущий эффективного решения, Ллойд Джордж призвал в Лондон французского премьера Аристида Бриана. В течение четырех дней они обсуждали широкий спектр мировых проблем: будущее Центральной и Восточной Европы, перспективы России, реинтеграцию Германии в Европу, создание более единой экономической системы. Ллойд Джордж назвал эту систему «консорциумом». Зашла речь об общеевропейской конференции в самом начале 1922 г. Но вмешалась французская политическая практика. Правительство Бриана было послано Национальным собранием в отставку в январе 1922 г. Бриана заменил «французский Бисмарк» — Раймон Пуанкаре. В Германии на него люди типа Брокдорф-Ранцау и Ратенау глядели иначе, чем на более мягкого (с их точки зрения) Бриана. Берлин начал смотреть на Восток, на Москву.
А прозападных лидеров ждала в Германии горькая судьба. Прозападный католик Матиас Эрцбергер призывал затянуть пояса и выполнить все навязанное державами-победительницами. «Мы должны выполнить положения договора, какими бы ужасными они ни были» [639] . Линия, противоположная концепции Ратенау, который выступал за прекращение переговоров с западными союзниками. Эрцбергер вошел (в качестве министра финансов) в кабинет Густава Бауэра, когда Шейдеман отказался подписать Версальский договор. Его налоговая политика была воистину свирепой. «Мы требовали жертвы кровью, почему же мы не можем потребовать материальные жертвы?» [640] Такая политика не могла не нравиться англичанам и французам. Его новые налоги были свирепы — он действительно хотел расплатиться с Западом. На короткое время в 1920 г. марка стабилизировалась. Он был хорош для заграницы — документально доказал нелепость обвинений в «ударе кинжалом в спину»; доказал глупость неограниченной подводной войны; обличал германский аннексионизм. Он показал всей Германии, что Людендорф сам попросил о перемирии 4 октября 1918 г. Он неустанно изобличал сторонников превращения Бельгии в германскую колонию. Он показал миру, что германское имперское правительство надеялось посредством репараций с побежденного Запада снять напряжение с германской экономики. Почему такое возмущение сейчас?
Противники ответили яростно. Особенно талантливым было интеллектуальное контрнаступление Карла Гельфериха, ответственного за германские финансы до 1916 г.: «Эрцбергер привел нас в Версаль… Имя Эрцбергера неразрывно связано со страданиями Германии и ее бесчестьем. Эрцбергер приведет страну к полному краху, если не сломать его политического хребта» [641] . Гельферих показал, как Эрцбергер наживался во время войны, и Эрцбергер не мог опровергнуть этих обвинений. Это был тот самый Эрцбергер, который ликовал по поводу Брест-Литовского мира, столь жестокого в отношении России. Состоялся суд, и германское общество раскололось на сторонников внешне привлекательного Гельфериха и менее привлекательного, тучного Эрцбергера.
Суд 12 марта 1920 г. пришел к заключению, что Гельферих прав по ряду пунктов и не прав по другим. Озлобление охватило Берлин. Впервые были видны свастики тех, кто хотел расправиться с наживавшимися в годы войны. Речь шла об элитарных фрайкоровских частях — «железной дивизии» Бишофа, второй бригаде военно-морской пехоты Эрхарда. Правительство Бауэра отдало приказ об их роспуске 20 февраля, но войска подтянулись к столице, чтобы распустить правительство. Они вошли в Берлин в день вынесенного против Эрцбергера вердикта.
Генерал Вильгельм Тренер к этому времени уже переместился в более спокойное Министерство коммуниаций. Во главе вооруженных сил Германии (рейхсвера) встал генерал Ганс фон Сект, олицетворявший собой прусскую военную дисциплину. «У него было твердое, непроницаемое лицо; его монокль казался приклеенным к лицу, его серые усы смотрелись щеткой, его рот был высокомерно закрыт, его невероятно тонкая талия казалась находящейся в корсете» [642] .
Сохранивший свой пост военный министр Густав Носке позвонил Секту и потребовал от армии выполнения ее обещания защищать республику. Сект самым твердым тоном ответил, что «войска не стреляют по войскам» [643] . У Носке не было выбора, он ушел в отставку. Правительство Бауэра бежало в Штутгарт. Эрцбергер нашел убежище в монастыре Цум Гутен Хиртен. В Берлине возобладали военные — под руководством восточнопрусского чиновника Вольфганга Каппа здесь утвердилось правительство «национального объединения». Капп проявил себя еще во время штурма Королевского замка при подавлении восстания «Спартака», но он не обладал государственными способностями. Бауэр противопоставил его военной силе призыв к всеобщей забастовке, что оборвало правительство Каппа на пятый день их coup d'etait.