В заключительном слове Молотов привел данные о числе арестованных в хозяйственных наркоматах. Жуков писал: «За пять месяцев, по его словам, было осуждено две с половиной тысячи человек… Но… столь огромная цифра — как абсолютный показатель — цифра все еще не давала оснований говорить о репрессиях как массовом явлении».
Затем был еще один доклад Ежова, в котором он рассказал об арестах различных людей: группы Слепкова в 30 человек, группы Н. И. Смирнова в 87 человек и ряд других. Рассказал он и об арестах 238 работников НКВД.
С критикой деятельности НКВД неожиданно выступил А. Я. Вышинский. Он сказал: «Качество следственного производства у нас недостаточно, и не только в органах НКВД, но и в органах прокуратуры. Наши следственные материалы страдают тем, что мы называем в своем кругу „обвинительным уклоном“. Это тоже своего рода „честь мундира“ — если уж попал, зацепили, потащили обвиняемого, нужно доказать во что бы то ни стало, что он виноват. Если следствие приходит к иным результатам, чем обвинение, то это считается просто неудобным. Считается неловко прекратить дело за недоказанностью, как будто это компрометирует работу».
Однако это выступление было единственным в своем роде. Подавляющее большинство ораторов на пленуме ЦК (С. В. Косиор, Р. И. Эйхе, П. П. Постышев, Б. П. Шеболдаев, И. М. Варейкис, К. Я. Бауман, Я. Б. Гамарник, А. И. Егоров, Г. Н. Каминский, П. П. Любченко, В. И. Межлаук, Б. П. Позерн, Я. Э. Рудзутак, М. Л. Рухимович, М. М. Хатаевич, В. Я. Чубарь, И. Э. Якир и другие) требовали проведения широкомасштабных репрессий против тайных троцкистов и их пособников.
Сразу же в ходе процесса по делу «параллельного центра» некоторые местные партийные руководители стали разворачивать кампанию массовых арестов. Выступая на партактиве Западно-Сибирского крайкома 1 февраля 1937 года, Эйхе заявил: «Мы должны раскрыть, разоблачить врага, в какой бы норе он ни закопался». Эти грозные заявления, которые произносили и другие местные руководители помимо Эйхе, должны были оправдать начавшиеся аресты.
Поэтому 13 февраля 1937 года, незадолго до начала пленума ЦК, И. В. Сталин направил следующее указание «всем секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, начальникам управления НКВД по краю, области»: «По имеющимся в ЦК материалам, некоторые секретари обкомов и крайкомов, видимо, желая освободиться от нареканий, очень охотно дают органам НКВД согласие на арест отдельных руководителей, директоров, технических директоров, инженеров и техников, конструкторов промышленности, транспорта и других отраслей. ЦК напоминает, что ни секретарь обкома или крайкома, ни секретарь ЦК, ни тем более другие партийно-советские руководители на местах не имеет права давать согласие на такие аресты. ЦК ВКП (б) обязывает вас руководствоваться давно установленным ЦК правилом, обязательным как для партийно-советских организаций на местах, так и для органов НКВД, в силу которого руководители, директоры, технические директоры, инженеры, техники и конструкторы могут арестовываться лишь с согласия соответствующего наркома, причем в случае несогласия сторон насчет ареста или не ареста того или иного лица стороны могут обращаться в ЦК ВКП(б) за разрешением вопроса. Сталин».
Позже, на XX съезде КПСС, Н. С. Хрущев уверял, будто «доклад Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК в 1937 году „О недостатках партийной работы и методах ликвидации троцкистских и других двурушников“ содержал попытку теоретического обоснования политики массового террора под предлогом, что поскольку мы идем навстречу социализму, классовая борьба должна обостряться». Хрущев умолчал, что данный тезис был выдвинут Сталиным не в 1937 году, а в 1928 году. Кроме того, он вопиющим образом извратил смысл и содержание выступлений Сталина на пленуме.
Начав 3 марта 1937 года свой доклад на этом пленуме с осуждения «политической беспечности», Сталин, казалось бы, поддержал господствующие настроения среди членов ЦК. Сталин привел исторические факты о шпионаже и диверсионной деятельности во времена наполеоновских войн, которые были неизвестны многим членам партии. Сталин осудил членов партии и за непонимание эволюции троцкизма за «последние 7–8 лет», указав, что современный троцкизм «есть не политическое течение в рабочем классе, а беспринципная и безыдейная банда вредителей, диверсантов, разведчиков и шпионов, убийц, банда заклятых врагов рабочего класса, действующих по найму у разведывательных органов иностранных государств».
Однако в своем заключительном слове 5 марта Сталин призвал к сдержанности в использовании ярлыка «троцкист» в идейно-политической борьбе. Он обращал внимание на необходимость учитывать изменения во взглядах тех или иных бывших троцкистов. Сталин заявил: «В речах некоторых товарищей скользила мысль… давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с каким-либо троцкистом или когда-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с троцкистом обедал… Это не выйдет, это не годится. Среди бывших троцкистов у нас имеются замечательные люди, вы это знаете, хорошие работники, которые случайно попали к троцкистам, потом порвали с ними и работают, как настоящие большевики, каким завидовать можно. Одним из таких был товарищ Дзержинский. (Голос с места: „Кто?“) Товарищ Дзержинский, вы его знали. Поэтому, громя троцкистские гнезда, вы должны оглядываться, видеть кругом, дорогие товарищи, и бить с разбором, не придираясь к людям, не придираясь к отдельным товарищам, которые когда-то, повторяю, случайно по одной улице с троцкистом проходили».
Сообщая на XX съезде КПСС, что «массовые репрессии происходили под лозунгом борьбы с троцкистами», Хрущев вопрошал: «Но разве троцкисты действительно представляли собой в это время такую опасность? Надо вспомнить, что в 1927 году, накануне XV партийного съезда, только около 4000 голосов было подано за троцкистско-зиновьевскую оппозицию, в то время как за генеральную линию голосовало 724 ООО. В течение 10 лет, прошедших с XV партийного съезда до февральско-мартовского пленума ЦК, троцкизм был полностью обезоружен». Эти сведения Хрущев приводил для того, чтобы посрамить Сталина.
Однако достаточно взять доклад Сталина на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК, чтобы убедиться в том, что Хрущев почти буквально повторил слова Сталина. Тогда Сталин говорил: «Сами по себе троцкисты никогда не представляли большой силы в нашей партии. Вспомните последнюю дискуссию в нашей партии в 1927 году… Из 854 тысяч членов партии голосовало тогда 730 тысяч членов партии. Из них за большевиков, за Центральный комитет парии, против троцкистов голосовало 724 тысячи членов партии, за троцкистов — 4 тысячи».
Сталин высказал предположение, что тогда «около 12 тысяч членов партии» в той или иной мере поддерживали троцкизм. «Вот вам вся сила господ троцкистов. Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкистских сил».
Кроме того, Сталин обвинил не названных им поименно партийных руководителей в том, что до сих пор у троцкистов сохранились резервы в партии. Напоминая о чистке 1935–1936 годов, он говорил: «То, что мы за это время понаисключали десятки, сотни тысяч людей, то, что мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, то, что за последние два года чистка была и потом обмен партбилетов — 300 тысяч исключили. Так что с 1922 года у нас исключенных насчитывается полтора миллиона. То, что на некоторых заводах, например, если взять Коломенский завод… Сколько там тысяч рабочих? (Голос с места'. „Тысяч тридцать“.) Членов партии сейчас имеется 1400 человек, а бывших членов и выбывших с этого завода и исключенных — 2 тысячи, на одном заводе. Как видите, такое соотношение сил: 1400 членов партии — и 2 тысячи бывших членов на заводе. Вот все эти безобразия, которые вы допустили, — все это вода на мельницу наших врагов… Все это создает обстановку для врагов — и для правых, и для троцкистов, и для зиновьевцев, и для кого угодно. Вот с этой бездушной политикой, товарищи, надо покончить».