Но такая активность не была лишь делом отдельных карьеристов. Многие обкомы, крайкомы и ЦК национальных республик поддерживали принятые решения о массовых исключениях коммунистов. В постановлении январского (1938 г.) пленума ЦК ВКП(б) приводились такие факты: „ЦК КП(б) Азербайджана на одном заседании 6 ноября 1937 года механически подтвердил исключение из партии 279 человек; Сталинградский обком 26 ноября утвердил исключение 69 человек; Новосибирский обком 28 ноября механически подтвердил решения райкомов ВКП(б) об исключении из партии 72 человек; в Орджоникидзевской краевой партийной организации партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) отменила, как неправильные и совершенно необоснованные, решения об исключении из партии 101 коммуниста из 160 человек, подавших апелляции; по Новосибирской партийной организации таким же образом пришлось отменить 51 решение из 89; по Ростовской парторганизации отменены 43 решения из 66; по Сталинградской — 58 из 103; по Саратовской — 80 из 134; по Курской парторганизации — 56 из 92; по Винницкой — 164 из 337 и т. д.“.
В этом постановлении сообщалось: „Во многих районах Харьковской области под видом „бдительности“ имеют место увольнения с работы и отказ в предоставлении работы исключенным из партии и беспартийным работникам. В Змиевском районе в октябре и ноябре 1937 года беспричинно сняты с работы 36 учителей и намечено к увольнению еще 42. В результате в школах сел Тарановка, Замостяжье, Скрыпаевка и других не преподают историю, Конституцию СССР, русский, украинский и иностранные языки“.
„В г. Змиеве в средней школе преподавала биологию учительница Журко… В местной газете появилась заметка о ее брате, работающем в г. Изюм, как националисте. Этого оказалось достаточным для увольнения Журко с работы. В связи с увольнением т. Журко было выражено политическое недоверие ее мужу и поднят вопрос также и о его увольнении. При проверке же выяснилось, что заметка о брате Журко оказалась клеветнической и он с работы не снимался“.
Порой партийные органы исключали не только за „утрату политической бдительности“. „Курский обком ВКП(б) без всякой проверки, заочно исключил из партии и добился ареста члена партии предзавкома Дмитро-Тарановского сахарного завода Иванченковой, приписав ей сознательную контрреволюционную подготовку выступления беспартийного рабочего Кулинченко на предвыборном собрании в Верховный Совет СССР. При проверки установлено, что вся „вина“ Иванченковой заключалась в том, что на предвыборном собрании беспартийный рабочий Кулинченко, после того, как рассказал о своей жизни, сбился и забыл назвать фамилию кандидата в депутаты Верховного Совета СССР“.
Сообщалось также, что руководство Баррикадного райкома ВКП(б) Сталинграда „исключило из партии и добилось ареста члена партии с 1917 года Мохнаткина, бывшего красного партизана, начальника одного из крупнейших цехов завода „Баррикады“ за „антисоветские разговоры“. Как выяснилось в результате проверки, эти „антисоветские разговоры“ выражались в том, что т. Мохнаткин в беседе с товарищами высказывал недовольство по поводу бездушного отношения сельсовета к детям павшего в бою с белыми в годы гражданской войны командира партизанского отряда, в котором Мохнаткин был помощником командира. Тов. Мохнаткин восстановлен в правах члена партии только после вмешательства КПК при ЦК ВКП(б)“.
В то время, по словам Г. М. Маленкова, которые запечатлел в своих воспоминаниях его сын Андрей, „аппарат ЦК был буквально завален анонимными и подписанными доносами на руководителей всех рангов, письмами и апелляциями тех, кто был отстранен, письмами на доносителей. Во всем этом море информации и дезинформации было очень нелегко установить правоту или неправоту авторов писем“. Хотя многие авторы вспоминают активное участие Г. М. Маленкова в разгромах областных партийных организаций в 1937 году, его сын А. Г. Маленков в своих воспоминаниях утверждает, что отец, занимавший тогда пост заведующего отделом руководящих партийных кадров ЦК, на каком-то этапе осознал губительность происходивших репрессий для судеб партии и страны. Он стал собирать соответствующую информацию для подготовки докладной записки, которую затем представил лично Сталину.
К концу 1937 года большому числу людей становилось ясно, что разгул репрессий наносит огромный урон правящей партии. В отличие от социальных и политических групп, в наибольшей степени пострадавших от репрессий, но не имевших больших возможностей сообщить о своих бедах власть имущим, многие друзья, близкие и родные коммунистов, их товарищи по работе писали письма, телеграфировали, звонили по телефону, сообщая о случившемся влиятельным лицам и пытаясь добиться пересмотра решений об их арестах.
Между тем число исключенных из партии быстро приближалось к половине всего членского состава партии. Как ни возмущался Сталин тем, что партийные руководители и НКВД вопиющим образом проигнорировали его призывы к терпимости по отношению к классовым врагам и его требование о проведении выборов на альтернативной основе, ему и его сторонникам невозможно было выступить в защиту бывших кулаков, белогвардейцев и священников без того, чтобы не получить обвинение в классовой измене. Но теперь организаторы репрессий вопиющим образом попирали резкие осуждения Сталиным чисток и его заявление о том, что организаторы массовых исключений лили воду на мельницу троцкистов. Попирался и лозунг Сталина „кадры решают всё“, и его призыв заботиться о людях, выдвигать новые кадры. Более того, масштабы исключений и арестов среди членов партии значительно превзошли те чистки, которые были осуждены Сталиным. Теперь шла речь о том, что развязанные летом 1937 года репрессии грозили уничтожить партию.
О том, что репрессии, развязанные Эйхе, Хрущевым, Варейкисом и другими, ударили по партии, свидетельствовало об их политической недальновидности. Неожиданно для себя организаторы репрессий своими действиями дали мощный козырь в руки Сталину. Сталин не мог не выступить самым решительным образом в защиту членов партии и обрушиться на тех, кто наносил партии роковые удары.
На основе анализа писем, поступивших в ЦК, и впечатлений от своих инспекционных поездок по стране, Маленков по поручению Сталина выступил на январском (1938) пленуме ЦК с докладом „Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии и формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков“. В принятом по этому докладу постановлении цитировалось решение февральско-мартовского пленума ЦК, в котором говорилось: „Осудить практику формального и бездушно-бюрократического отношения к судьбе отдельных членов партии, об исключении из партии членов партии, или о восстановлении исключенных из партии. Обязать партийные организации проявлять максимум осторожности и товарищеской заботы при решении вопроса об исключении из партии или о восстановлении исключенных из партии в правах членов партии“. Таким образом, руководство возвращало партию к тому рубежу, который был утрачен ею после принятия „лимитов“ на высылки и расстрелы.
В постановлении приводились примеры того, как исключали людей зато, что их родственники или знакомые были объявлены контрреволюционерами, сообщалось о случаях, когда в течение одного дня различные обкомы исключали десятки, а то и сотни из партии.