Теперь нужно было склонить к принятию договоренностей, согласованных между третьестепенными участниками, второстепенных и основных действующих лиц. Американцы, как сказал российский дипломат Виталий Чуркин, должны были оказать нажим на боснийцев, немцы – на хорватов, а русские – на сербов 60 . На ранних стадиях югославских войн Россия пошла на важнейшую уступку, [c.486] согласившись на введение экономических санкций против Сербии. Как родственная страна, которой сербы могли доверять, Россия также иногда была способна сдерживать сербов и оказывать на них давление, чтобы заставить тех пойти на компромисс, от которого они иначе отказались бы. В 1995 году, например, Россия вместе с Грецией обратилась с просьбой к боснийским сербам гарантировать освобождение голландских миротворцев, которых те удерживали в качестве заложников. Тем не менее, при благоприятной возможности боснийские сербы нарушали соглашения, которые заключали под нажимом России, и, таким образом, создавали проблемы для России, которую обвиняли в неспособности контролировать своего цивилизационного родича. В апреле 1994 года, например, Россия добилась от боснийских сербов отказа от нападений на Горажде, но сербы нарушили договоренность. Русские пришли в бешенство: как заявил один российский дипломат, боснийские сербы “помешались на войне”; Ельцин настаивал на том, что “сербское руководство должно выполнить обязательства, данные им России”, и Россия сняла свои возражения против авиационных ударов НАТО 61 .
Поддерживая и усиливая Хорватию, Германия и другие западные страны имели возможность воздействовать на поведение Хорватии. Президент Туджман был глубоко озабочен тем, чтобы его католическая страна была принята как европейская и ее допустили в европейские организации. Западные державы воспользовались и дипломатической, и экономической, и военной поддержкой, которую они оказывали Хорватии, и хорватским желанием быть принятой в “клуб” и сумели вынудить Туджмана пойти на компромисс по многим вопросам. В марте 1995 года до сведения Туджмана было доведено, что если он хочет стать частью Запада, то должен дать согласие на пребывание в Крайне сил безопасности ООН. “Для Туджмана очень важно присоединиться к Западу, – говорил один европейский дипломат. – Он [c.487] не хочет, чтобы его оставили наедине с сербами и русскими”. Когда войска Туджмана захватили ряд населенных сербами территорий в Крайне и в других местах, его предупредили о недопустимости этнических чисток и потребовали воздержаться от продолжения наступления на Восточную Славонию. По другому спорному вопросу хорватам было заявлено, что если они не присоединятся к федерации с мусульманами, то, как выразился один американский чиновник, “для них двери на Запад будут закрыты навсегда” 62 . В качестве основного внешнего источника финансовой подпитки Хорватии Германия занимала особенно надежную позицию для оказания влияния на поведение хорватов. Тесные взаимосвязи, которые установили с Хорватией США, также помогали удерживать Туджмана, по крайней мере, на протяжении 1995 года, от претворения в жизнь его неоднократно высказанного желания разделить Боснию и Герцеговину между Хорватией и Сербией.
В отличие от России и Германии, США недоставало культурной общности с Боснией, следовательно, слабая позиция не позволяла им оказывать давление на мусульман, чтобы склонить тех к компромиссу. Кроме того, если оставить в стороне риторические пассажи, США помогали боснийцам единственно тем, что закрывали глаза на поставки оружия Ираном и другими мусульманскими государствами в обход эмбарго. А значит, боснийские мусульмане все в большей степени чувствовали благодарность к исламскому сообществу и все больше соотносили себя с ним. Одновременно они осуждали США за приверженность “двойным стандартам” и за то, что те не предприняли для отражения агрессии против боснийцев таких же шагов, на которые американцы пошли после нападения на Кувейт. И личина жертвы, под которую боснийцам удалось укрыться, по-прежнему затрудняла для США оказание давления на несговорчивых. Таким образом, боснийцы могли отвергать предложения о мире, с помощью своих мусульманских друзей [c.488] наращивали военную мощь и в конечном счете перехватили инициативу и вернули потерянные ими ранее значительные территории.
Труднее всего склонить к компромиссу главных участников. В войне в Закавказье ультранационалистический Армянский революционный союз (“Дашнак”), чья позиция в армянской диаспоре была очень сильна, имел преобладающее влияние в Нагорно-Карабахской области и отверг турецко-российско-американское предложение о мире от мая 1993 года, принятое армянским и азербайджанским правительствами. Затем он предпринял военное наступление, которое вызвало обвинения в этнических чистках, встревожило перспективами более широкой войны и обострило отношения с более умеренным армянским правительством. Успех нагорно-карабахского наступления породил проблемы для Армении, которая была озабочена улучшением своих отношений с Турцией и Ираном – ей необходимо было ослабить дефицит продовольствия и энергии, явившийся следствием войны и турецкой блокады. “Чем лучше идут дела в Карабахе, тем хуже ситуация для Еревана”, – прокомментировал один западный дипломат 63 . Подобно президенту Ельцину, президенту Армении Левону Тер-Петросяну приходилось противостоять натиску националистов в законодательном органе страны на учитывающий более широкие интересы внешнеполитический курс, направленный на примирение с другими странами, и в конце 1994 года его правительство запретило в Армении деятельность дашнакской партии.
Подобно армянам Нагорного Карабаха, боснийские сербы и хорваты заняли жесткую позицию и отказались от компромисса. В результате, когда на хорватское и сербское правительства для содействия в процессе мирного урегулирования оказали давление, вскрылись проблемы в их взаимоотношениях с боснийскими единоплеменниками. В случае с хорватами эти проблемы оказались менее серьезны, [c.489] так как боснийские хорваты согласились хотя бы формально присоединиться к федерации с мусульманами. Конфликт между президентом Милошевичем и лидером боснийских сербов Радованом Караджичем, подстегиваемый личной враждебностью, наоборот, углубился и стал публичным. В августе 1994 года Караджич отверг план мирного урегулирования, одобренный Милошевичем. Сербское правительство, озабоченное тем, чтобы добиться снятия санкций, заявило, что оно прекращает все торговые операции с боснийскими сербами, сделав исключение для продовольствия и медикаментов. В ответ ООН ослабил санкции в отношении Сербии. На следующий год Милошевич позволил хорватской армии изгнать сербов из Краины, а хорватским и мусульманским войскам оттеснить их обратно в северозападную Боснию. Он также согласился с Туджманом и дал разрешение на постепенное возвращение оккупированной сербами Восточной Славонии под хорватский контроль. С одобрения великих держав, впоследствии он, в сущности, “ввел” боснийских сербов в Дейтонский переговорный процесс, включив их представителей в свою делегацию.
Благодаря действиям Милошевича, с Сербии сняли санкции ООН. Благодаря этим же действиям, он удостоился осторожной похвалы от несколько удивленного международного сообщества. Агрессивный националист, сторонник этнических чисток, радетель Великой Сербии, милитарист образца 1992 года превратился в миротворца образца 1995 года. Но для многих сербов он стал предателем. В Белграде его осудили сербские националисты и главы православной церкви, и сербы Краины и Боснии в резких выражениях обвинили его в измене. В этом отношении они, разумеется, были неоригинальны: такие же обвинения бросали израильскому правительству за его соглашение с ООП поселенцы Западного берега реки Иордан. Предательство родича – вот цена мира в войне по линии разлома. [c.490]