И Рамсфельд, и Чейни могли бы избавиться от ценных бумаг, связанных с катастрофами, что устранило бы любые сомнения насчет того, какую роль в их энтузиазме по созданию катастроф играет корысть. Но тогда бы они остались в стороне от бума в своем бизнесе. Когда перед ними вставал вопрос выбора между личной прибылью или жизнью общества, они всегда выбирали прибыль, заставляя даже правительственные комиссии по этике считаться с их упорством.
Во время Второй мировой войны президент Франклин Рузвельт говорил о получении прибыли от войны такие резкие слова: «Я не хотел бы видеть ни одного военного миллионера, появившегося в США в результате мировой катастрофы». Неудивительно, что он сделал бы с Чейни, который получал миллионные прибыли с войны, занимая пост вице-президента. Или с Рамсфельдом, который в 2004 году не смог противостоять искушению обналичить часть акций Gilead, что позволило ему с легкостью получить 5 миллионов долларов, согласно ежегодным сведения о доходах, пока он еще занимал пост министра обороны, и эта сумма была слабым предвкушением награды, которая его ожидала к моменту ухода из правительства . При администрации Буша людей, получающих прибыль с войны, не только допускают в правительство, такие люди и есть само правительство, между ними и правительством нет никакой границы.
Годы правления Буша были отмечены самыми позорными и самыми вопиющими коррупционными скандалами в недавней истории: это Джек Абрамофф, предложивший членам Конгресса отдых с игрой в гольф; Рэнди «Герцог» Каннингхэм, ныне отбывающий восьмилетний срок в тюрьме, со своей яхтой The Duke-Stir, которая входила в «меню взяток», перечисленных на официальном бланке Конгресса и переданных одному оборонному подрядчику; это вечеринки в отеле «Уотергейт» с любезно предоставленными бесплатными проститутками. Все это слишком похоже на происходящее в Москве или Буэнос-Айресе в середине 90-х .
Существует постоянно вращающаяся дверь между правительством и воротилами бизнеса. Такое положение существовало всегда, только обычно политики дожидались момента ухода своей администрации, чтобы превратить правительственные связи в прибыль. В правление Буша неистощимый рог изобилия рынка национальной безопасности стал слишком серьезным искушением, чтобы служащие администрации могли ему противостоять. Так что, не дожидаясь окончания срока своей службы, сотни чиновников различных департаментов правительства уже воспользовались этой дверью. По словам Эрика Липтона из газеты New York Times, который исследовал это явление на примере Министерства национальной безопасности, «почтенные лоббисты и стражи этики из Вашингтона говорят, что исход такого большого количества самых высокопоставленных служащих министерства до окончания срока службы администрации является чем-то беспрецедентным для современной истории». Липтон насчитал 94 примера таких служащих, работавших в сфере национальной безопасности, которые теперь стали воротилами этой индустрии .
Таких случаев слишком много, чтобы можно было их подробно тут рассмотреть, но некоторые из них весьма выделяются, поскольку их участники — важнейшие организаторы войны против террора. Джон Эшкрофт, бывший генеральный прокурор США, основной автор Закона о борьбе с терроризмом, сейчас возглавляет компанию Ashcroft Group, которая помогает соответствующим компаниям получать федеральные контракты. Том Ридж, первый глава Министерства национальной безопасности, сейчас работает в Ridge Global и является консультантом по коммуникационным технологиям компании Lucent, которая прямо связана с обороной. Руди Джулиани, бывший мэр Нью-Йорка и герой 11 сентября, через четыре месяца основал компанию Guiliani Partners, чтобы продавать свои навыки кризисного консультанта. Ричард Кларк, звезда борьбы с терроризмом при Клинтоне и Буше, известный своей критикой в адрес правительства, теперь возглавляет компанию Good Harbor Consulting, специализирующуюся на национальной безопасности и борьбе с терроризмом. Джеймс Булей, возглавлявший ЦРУ до 1995 года, сейчас работает в Paladin Capital Group, фирме, которая занимается инвестированием в частные компании в сфере безопасности, а также служит вице-президентом Booz Allen, компании, занимающей ведущее место в индустрии национальной безопасности. Джо Олбоу, возглавлявший 11 сентября Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям (FEMA), покинул это место всего через полтора года, чтобы основать New Bridge Strategies; по его словам, эта организация станет «мостом» между бизнесом и щедрым миром правительственных контрактов и возможностями для инвестиций в Ираке. Ему на смену пришел Майкл Браун, который покинул свой пост всего через два года, чтобы основать Michael D. Brown LLC — компанию, специализирующуюся на устранении последствий катастроф .
«Разве я могу уволиться сейчас?» — писал Браун в известном электронном письме своим сотрудникам по FEMA в разгар катастрофы, вызванной ураганом «Катрина» . За этим стоит простая философия: служи в правительстве, пока не займешь достаточно почетного места в министерстве, заключающем крупные контракты, и собирай внутреннюю информацию о том, что там покупается, а затем уйди в частный сектор и продавай нужный товар своим бывшим коллегам по службе. Государственный сектор играет роль разведки для последующей работы в комплексе капитализма катастроф.
Однако в какой-то мере примеры коррупции и перемены мест создают ложное впечатление. Может показаться, что между правительством и комплексом капитализма катастроф все еще остается четкая граница, хотя на самом деле она была стерта уже давно. Новое в правлении Буша заключается не в том, сколь быстро политики переходят из одной сферы в другую, но в том, сколь многие из них стараются действовать в обеих сферах одновременно. Люди, подобные Ричарду Перлу или Джеймсу Бейкеру, определяют политику, дают советы на высшем уровне и говорят с журналистами как независимые эксперты и государственные служащие, хотя в то же время они глубоко погружены в бизнес приватизированной войны и восстановления. Это самое яркое воплощение идеи корпоративизма: полное слияние политических и корпоративных элит во имя безопасности, когда государственная должность позволяет занять достойное место в бизнесе, а также является главным источником удачи предпринимателя в экономике подрядных контрактов.
Где бы он ни возникал за последние 35 лет: в Сантьяго, Москве, Пекине или Вашингтоне при Буше, — альянс узкого круга корпоративной элиты с правительством правой ориентации получал какое-либо прозвище: «мафиозный капитализм», «капитализм олигархов» или, при Буше, «кумовской капитализм», — и прозвище указывало на отклонение от нормы. Однако это вовсе не было отклонением, это и есть «земля обетованная» крестового похода чикагской школы, одержимой тремя страстями: приватизацией, дерегуляцией и упразднением всех профсоюзов.
Упрямство Рамсфельда и Чейни, отказавшихся сделать выбор между доходными бумагами индустрии катастроф и государственной должностью, было первым признаком появления подлинного корпоративистского государства. Хотя и не единственным.
Власть бывших
Администрация Буша отличалась одной характерной чертой — она слишком заметно опиралась на внешних советников и частных доверенных лиц для выполнения своих важнейших функций. К ним относятся Джеймс Бейкер, Пол Бремер, Генри Киссинджер, Джордж Шульц, Ричард Перл, а также члены Совета обороны и Комиссии по освобождению Ирака и многие другие. В течение самых важных для принятия решений лет Конгресс просто ставил печати на бумагах, а Верховный суд просто делал свои вежливые замечания, зато эти свободные советники стали пользоваться огромным влиянием.