Эта концепция не только чрезмерно усугубляет культурные барьеры и вызывает взаимные подозрения, разочарования и обвинения. Есть опасения, что она чревата третьей приватизацией или, если угодно, третьим переделом собственности, в ходе которого российская правящая бюрократия будет захватывать собственность и, самое главное, недра России не прямо, а выступая в виде западных компаний, используя репутацию Запада и международное право для прикрытия захвата собственности. При этом значительную часть контроля за российскими ресурсами придется отдавать Западу в качестве «платы за прикрытие» и вообще согласия на эту операцию.
Хочу предостеречь: в случае прямого владения Запад не удержит российские ресурсы просто потому, что, лишенная прибылей от их использования, Россия не сможет существовать. Она не может долго жить в полупридушенном состоянии и либо разрушится — и тогда эти ресурсы будут отобраны другими участниками глобальной конкуренции, в частности, Китаем, — либо начнет восстанавливаться и тогда вернет себе эти ресурсы сама. И будет очень горько, если при этом придется вырывать их из рук наших цивилизованных западных партнеров, поневоле обижая их.
Третья проблема отношений России и Запада заключается в том, что модернизация России требует ее выхода на высокотехнологичный уровень. А повышение степени обработки экспортной продукции «при прочих равных условиях» отнимает эту добавленную стоимость у ее современных производителей, то есть в первую очередь у Запада.
Выход России на высокотехнологичные деньги лишит Запад колоссальных денег, и вопрос о том, будет ли компенсироваться этот ущерб, — а я верю, что он так или иначе, в какой-то степени и через какое-то время будет компенсирован, и западная цивилизация, воспрявшая на костях моей страны, полностью не погибнет — остается открытым. А модернизация России все плотнее встает в повестку дня.
Политическая и экономическая система, создаваемая в нашей стране, при всей своей грубости и несовершенстве является вполне адекватным инструментом авторитарной модернизации, — а другой в России, при ее сегодняшнем и завтрашнем состоянии, не может и быть.
Конечно, сегодня этот инструмент используется в ненадлежащих целях — для обогащения и административного удовлетворения отдельных создающих его деятелей, и в целом это напоминает попытку вывинчивания шурупа при помощи, например, молотка.
Но я верю в демократию, то есть в практическое воплощение интересов и воли народов, и, соответственно, верю в то, что создаваемый сегодня инструмент авторитарной модернизации России уже через несколько лет начнет эффективно использоваться по прямому назначению.
И пути решения проблем, порождаемых нашим возрождением в отношениях с Западом, надо начинать искать уже сейчас, так как опоздание может привести к негативным последствиям как для нас, так и, в первую очередь, для наших уважаемых партнеров.
Что должен был сказать России ее президент на Интернет-конференции летом 2006 года
Пробуждение Ктулху: России не о чем говорить с Путиным
Одна из тайн российского государства — подробная структура вопросов, которые задают граждане его руководителю в своих письмах и при подготовке якобы доступных для всех телемостов.
Причина проста: эти вопросы, раскрывая то, что действительно волнует активную и лояльную к президенту часть российского общества (ибо нелояльные, как правило, вопросов не задают), лучше любого социологического исследования дают картину состояния общества и наиболее болезненных для него проблем.
В этом отношении «Яндекс» — возможно, сам того не ведая, — совершил подвиг демократии, позволив гражданам России не просто задавать Путину вопросы и голосовать за них, но и видеть результат.
Да, конечно, вопросы про демократию, Беслан и ряд других болезненных для президента и значимых для Интернет-аудитории тем не проходили модерацию или же мистическим образом не попадали в число популярных (нечего кривиться: «Яндекс» ходит под той же силовой олигархией, что и все мы, и ему тоже хочется жить — причем жить, по возможности, хорошо).
Но за исключением отдельных наиболее «политически чувствительных» тем картинка получилась убедительной.
Наиболее образованной и активной, «продвинутой» части россиян оказалось не о чем спрашивать человека, принимающего все решения в стране и определяющего их жизнь.
Ибо наиболее популярные вопросы об отношении к «медведу», поцелую мальчика Никиты в живот, использовании боевых роботов, пробуждении Ктулху и поиску места, где можно купить разного рода компьютерные приспособления, — это демонстративные вопросы ни о чем.
Люди хотят общаться со своим президентом, но им не о чем у него спрашивать.
И не потому что, как начнет сейчас разъяснять официальная пропаганда, Интернет-пользователи десоциализиро— ваны, безответственны и склонны к флеш-мобам.
Да, конечно, они специфичны.
Стеб и розыгрыши распространены в Интернете шире, чем в реальной жизни.
Но, когда начинается серьезный разговор, стеб заканчивается.
Люди в России — и даже в Интернете — истосковались по честному серьезному разговору, по возможности просто обменяться мнениями и проверить умозаключения.
Россияне, и даже пользователи Интернета, не идиоты и не безответственные хулиганы.
И им есть о чем спросить своего президента.
Причины, по которым серьезные вопросы оказываются в разы, а то и на порядок менее популярны, чем стеб — не в безответственности россиян, а в том, что они знают, что услышат от президента. Я пишу этот материал за несколько часов до его Интернет-конференции. Будут элегантные остроты, ругань и угрозы в адрес чиновников-коррупционеров, выверенные жесты в адрес Запада и обещания.
Россияне слышат их седьмой год и, по-видимому, знают им цену. Президент ответит красиво, но ничего не изменит.
Возможно, он даже решит проблемы нескольких счастливцев, отобранных его администрацией, но на жизнь остальных это не повлияет.
Президент знает все — по крайней мере, все, что считает нужным знать. И если он не предпринимает никаких значимых усилий для решения той или иной проблемы (особенно той, о решении которой он много и с удовольствием говорит), то не потому, что не знает о ней, а потому, что не считает нужным уделять ей внимание.
В этой ситуации подвигнуть россиян на содержательный разговор со своим президентом может лишь крайняя степень — или отчаяния и нужды, или наивности.
Более шести лет Путин и возглавляемая им бюрократия наглядно и убедительно демонстрируют полное равнодушие к судьбе вверенных им россиян.
И поэтому России не о чем говорить с Путиным: единственно адекватные формы коммуникации — отмененное голосование «против всех» и интернетовское «ПРЕВЕД, КРОСАВЧЕГ!»
Руководитель Института проблем глобализации Михаил Делягин отвечает на оставшиеся без внятного ответа (или вообще без ответа) вопросы президенту России.