Осуществляется он в рамках решений Стамбульского саммита НАТО, прошедшего летом 2004 г., на котором Кавказско-Каспийский регион был объявлен стратегическим районом НАТО.
В годы «холодной войны» стратегия атлантизма базировалась на теоретических построениях первых англосаксонских геополитиков (Макиндер, Мэхэн и Спикмен), основой которой является так называемая «петля анаконды», нацеленная на «удушение» континентальной России за счет оттеснения ее от морских пространств с постепенным отсечением от нее окраин.
В 80-е гг. XX в. американский геополитик З.Бжезинский сформулировал геополитическую теорию «линкидж» (linkage), согласно которой победа над СССР возможна только после «замыкания» (linkage) между собой всех береговых территорий Евразии. Этот процесс после добровольного ухода советских войск из Афганистана был осуществлен, в результате чего Советский Союз оказался в плотных тисках «петли анаконды», что и привело к его дальнейшему распаду.
Однако имеются веские основания полагать, что конструируемый атлантистами новый мировой порядок по американским лекалам предусматривает практическую реализацию теории «линкидж» уже в отношении новой России, охватив ее сухопутное пространство мощными объятиями анаконды. Разумеется, такое развитие событий предполагает очередной этап дезинтеграции уже собственно территории России. Такой вывод может быть аргументирован прагматикой геополитического оппонента. Как цинично подчеркивает заокеанский политолог Илан Берман, «вашингтонским политикам следует осознать несовместимость американских и российских приоритетов в регионе в долгосрочной перспективе» [51] .
В пространстве СНГ геополитическая логика стратегии США проявляется более чем наглядно: события в Грузии, Украине, Молдове, Кыргызстане показывают, что США серьезно ориентированы на вытеснение российского влияния на постсоветском пространстве. В результате территории государств – членов геополитического образования антироссийской направленности ГУУАМ (Грузия – Украина – Узбекистан – Азербайджан – Молдова) – в их нынешнем контексте создали прямой коридор для НАТО от Европы до Афганистана» [52] .
«Американцы уже приступили к активному использованию сетевых войн: мы видели это на примере «цветных революций» в Сербии, Грузии, на Украине и т. д., где разнородные информационные стратегии и аморфные неправительственные организации и фонды смогли привести к желаемому политическому результату без прямого военного вмешательства. Правила ведения сетевой войны в условиях «горячего» конфликта отрабатываются в Ираке и Афганистане» [53] .
Механизм разрушения поликонфессиональных и многонациональных государств, отработанный Западом на Югославии, проецируется сегодня на Россию. «Для достижения своих далеко идущих целей США прибегают к новейшим технологиям, создавая многомерные и современные сетевые структуры. Сетевые проекты осуществления «оранжевых революций» базируются на доказавшей свою эффективность боевой концепции «сетевой войны», впервые выдвинутой в 1996 г. сотрудниками RAND Corporation Джоном Аквиллой и Дэвидом Ронфельтом [54] .
Практически изначально концепция «сетевой войны» предусматривает решающую роль информации в будущих военных конфликтах, а ключом к успеху считалось достижение информационного превосходства. В таком контексте «сетевая война» подразумевает создание децентрализованной сети «информационно оснащенных бойцов», способных обеспечить решительную бескровную победу путем направленного уничтожения ключевых «нервных центров» – систем управления противника [55] .
«Несколько позже эти же авторы развили идею построения вооруженных сил на сетевой основе в концепции «роения» (swarming). Под ним понимают внешне аморфные, но тщательно структурированные и скоординированные действия разнородных сил с различных направлений и на всю глубину территории противника [56] .
Такие действия, по мнению разработчиков концепции, будут наиболее эффективными в случае скоординированного взаимодействия множества мелких самостоятельных маневренных подразделений» [57] .
По своей сути, «сетевая война» переводит информационное превосходство в боевую мощь, эффективно связывая интеллектуальные объекты в единое информационное пространство театра военных действий. Происходит трансформация понятия «поле боя» в понятие боевого пространства. В него, помимо традиционных целей для поражения обычными видами вооружений, включены также и цели, лежащие в виртуальной сфере: эмоции, восприятие и психика противника. Воздействие на новые классы целей достигается за счет тесной интеграции сетевых структур Министерства обороны и сетевых структур гражданского общества (как совокупности общественных объединений, отвечающих за выработку «общественного мнения»), А.Сибровски (адмирал ВМФ США, директор управления трансформации сил МО) и Б.Оуэне выделили четыре основных принципа современной «сетевой войны» [58] :
• создание мощных сетевых сил, обладающих расширенными возможностями по обмену информацией;
• улучшение качества поступающей информации и понимания общей боевой ситуации, что достигается более эффективным информационным обменом и взаимодействием между всеми задействованными элементами;
• сетевые элементы даже на тактическом уровне обладают возможностью «самосинхронизации», т. е. расширенными правами принятия решения, что повышает их боевую устойчивость (даже в случае нарушения центрального управления) и скорость боевого реагирования;
• комбинация этих принципов увеличивает боевую эффективность за счет происходящих синергетических (взаимовлияющих) процессов в так называемой OOAD-петле (наблюдение, ориентация, принятие решения и действие).
Теория «сетевых войн» предполагает, что ее развертывание происходит в четырех смежных областях человеческой структуры: физической, информационной, когнитивной (рассудочной) и социальной. Каждая из них имеет важное самостоятельное значение, но решающий эффект в сетевых войнах достигается синергией (однонаправленным действием различных сил) всех этих элементов.