В ближайшие два-три года отношения США со странами мусульманского мира будут развиваться в контексте проведения антитеррористической кампании» [107] . Такой прогноз дает развитию отношений между Западом и исламским миром Московский Центр Карнеги.
В свете последних событий происходящее в Ираке нарастание партизанской войны выглядит уже не столь однозначно. Афганистан и Ирак уже определенно превращаются в арену новой формы войны, главную роль в ней явно играют именно пришлые моджахеды, обостряя ситуацию и путем провоцирования коалиционных войск на бомбовые удары и зачистки, в которых неизбежно страдает население, они вовлекают все большее количество людей в свой «джихад». Здесь их тактика явно идентична тактике боевиков в Чечне. Интересно, что и тактика американцев очень похожа на то, что происходило в Чечне до недавнего времени и в Афганистане. В Чечне долгое время вопреки логике, уходя невредимыми из любых боев и ловушек, бродили Хаттаб и Басаев. Легко находили их почему-то только журналисты!?
В Афганистане демоническая фигура неуловимого террориста, за которого наказали всю страну – Бен Ладен. На какое-то время такой же полувиртуальный герой появился и у Ирака – Саддам Хусейн. Возникает вопрос: кому эти люди были нужны больше – народам, которых наказывают, или тем, кому нужно оправдать войну? Вспомним, ведь оружие массового уничтожения в Ираке так и не нашли.
Воинствующая исламская оппозиция, особенно если костяк ее составляют моджахеды, прошедшие вербовку в Афганистане в 80-х, уже в начале 90-х представляет самую серьезную угрозу и для самих мусульманских государств. Во-первых, они тормозят модернизацию общества, борясь не столько с правящими режимами, сколько с любыми процессами обновления общества. Во-вторых, своей террористической деятельностью в других государствах они вызывают ответный огонь на свою страну, что произошло сейчас с Афганистаном, и не факт, что не произойдет с Саудовской Аравией. Хотя пока союзнические отношения королевства и США сохраняются.
«Особенно востребованной оказывается модернизация в нефтедобывающих странах Персидского залива, в первую очередь, в Саудовской Аравии. Огромные – более 150 млрд долл. – ежегодные нефтяные прибыли арабских экспортеров в 70-х – начале 80-х годов (только С А в 1981 г. получила без малого 119 млрд долл.) не стали трамплином для реформирования общества, но, напротив, обернулись финансовой основой для консервации (более того, теперь мы можем добавить, что эти средства вкладывались в архаизацию на саудовский манер народов Северного Кавказа. – Авт.).
Однако обеспеченная нефтью архаика не может сохраняться бесконечно долго» [108] .
Вместе с тем эксперт Центра Карнеги подчеркивает, что неизбежные процессы модернизации – как Ответ на внутрицивилизационный Вызов – будут проходить в мусульманских странах непросто.
В своей монографии «Ваххабизм и духовенство в политической структуре саудовского общества» Загир Арухов выделил два таких важных конфронтационных момента, характерных для всех исламских государств, действующих в русле американской внешней политики:
а) «До недавнего времени огромные запасы и доходы от продажи нефти и нефтепродуктов были основой экономики Саудовской Аравии, гарантировали ей значительное влияние в региональной и глобальной политике, не говоря уже о том, что королевство имеет очень серьезное политическое и религиозное влияние в современном мире. Однако к настоящему времени совокупная задолженность Саудовской Аравии достигает более 200 млрд долларов. Правящему клану Саудитов предстоит решить сложную задачу – остаться у власти, улучшив экономическую ситуацию в стране за счет привлечения иностранного капитала, и одновременно не потерять доверие собственного населения и остального исламского мира»;
б) «Американская внешняя политика в зоне Персидского залива в значительной степени предопределяется «национальными интересами» [109] , которые диктуют необходимость поддержки тех режимов, которые управляют огромными нефтяными ресурсами региона, что, в свою очередь, вынуждает оказывать на них постоянное влияние.
В настоящее время США располагают возможностью искусственно спровоцировать внутриполитический кризис практически почти в любом государстве с тем, чтобы создать условия для внешнего вмешательства.
«Существо теории, лежащей в основе политики Вашингтона, состоит в том, что США должны так «управлять» кризисом, чтобы в конечном итоге добиваться уступок от противника и сохранять собственные позиции. По мнению американских стратегов, кризис может не только включать чрезвычайно рискованные шаги, но и для него вообще характерен элемент опасности и неопределенности.
Еще в конце 80-х Вашингтон в различных районах земного шара начинает широко применять методы балансирования на грани войны. «Кризисная стратегия» рассматривается как специфический вид военной стратегии, как способ осуществления военной стратегии в условиях, когда война не объявлена. В американской военно-политической практике выделяются три модели «кризисного поведения»: балансирование на грани войны, преднамеренное создание кризисов для оправдания уже задуманной агрессивной акции и демонстрация силы в качестве средства принудительного или психологического воздействия на противную сторону» [110] .
Страх перед подобной расправой со стороны США и есть на самом деле истинный смысл и мотивация современной блоковой политики. Иными словами: если США разрешают это формально суверенному государству, оно может бороться с «исламским» терроризмом.
Поскольку этот терроризм жизненно необходим США и существует в основном благодаря покровительству ЦРУ, то добивать его окончательно – нельзя. Если этому государству не удалось убедить США в своей абсолютной покорности, борьба с терроризмом будет названа «геноцидом малого народа» (Косово). На поддержание конфликта будут брошены дополнительные средства в долларах и агенты ЦРУ в костюмах «моджахедов», а власть и армия государства будут парализованы и деморализованы посредством активизации псевдоправозащитных организаций и СМИ. Если и это не поможет, последует прямая «гуманитарная» интервенция. Не правда ли узнаваемый сценарий: Чечня, Югославия, Ирак…
В своей книге «Военно-силовая политика США» еще в 1987 году П. Тимохин подробно останавливался на методах, которые используют США для осуществления планов мирового господства. Первая модель кризисного поведения получила название «птенец» от популярной игры. «Суть ее сводилась к тому, что два человека гонят навстречу друг другу автомобили на большой скорости. Первый, кто сворачивает в сторону, объявляется «птенцом» и проигрывает. Цель США, действующих в кризисе в соответствии с ситуацией «птенец», состоит в том, чтобы так воздействовать на противную сторону, чтобы она вынуждена была уступить» [111] .