При рассмотрении с данной точки зрения замечания о том, что Югославия в этой ситуации играла роль своего рода заменителя Советского Союза, полностью утрачивают свой конфронтационный характер. Мотивацией Запада оказывается не врожденная ненависть к нашей стране, а попытка вернуться в прошлую, понятную и комфортную для него реальность, хотя бы и при помощи ритуального повторения совершенного в прошлом и оборвавшего эту благоприятную реальность убийства совершенно постороннего объекта (Югославии вместо Советского Союза).
Попытка заменить объединявшую Запад идеологию антисоветизма идеологией «защиты прав человека» провалилась в Сомали в 1994 году, а в Югославии в 1999 году показала свою неоднозначность, способность превращаться в свою противоположность и, более того, наносить ощутимый вред самим развитым странам.
Попытка заменить в качестве объединяющего и стимулирующего прогресс фактора угрозу быстрой смерти в войне угрозой медленной смерти от болезней (и, соответственно, превратить в новый локомотив прогресса, заменяющий ВПК, индустрию здравоохранения и биотехнологии) провалилась из-за того, что эта угроза оказалась менее убедительной для человечества. Этот провал стал очевиден также к концу 90-х годов.
Начало экономической рецессии в США не в последнюю очередь связано с этими факторами. Эффектная серия террористических актов 11 сентября 2001 года, даже теоретически невозможных без как минимум участия как минимум среднего звена американских спецслужб, открыла период попытки сформировать новую идеологию на основе совместного противодействия «международному терроризму». Однако очень быстро выяснилось, что «террористы, как блохи, у каждого свои». Более того, тесная связь значительной части террористов с теми или иными спецслужбами полностью дискредитирует саму идею борьбы с ними как некоего «общего дела».
Периодические попытки сплотить Запад страхом перед Россией, превратить ее (или на худой конец «Газпром») в новую «империю зла», грозящую всем развитым странам новым уничтожением, неуклонно проваливались из-за своей откровенной неадекватности. И отнюдь не только из-за слабости стремительно деградирующей ельцинской, а затем и путинской России, но в первую очередь из-за глубочайшей зависимости ее правящей элиты (а точнее, «тусовки») от Запада. Храня свои критически значимые, которые нельзя себе позволить потерять, активы в иностранных юрисдикциях, отправляя своих детей учиться в иностранные вузы (с надеждой, что они найдут работу за границей), а семьи — жить в комфорте наиболее фешенебельных городов и курортов, представители российской клептократии давно уже превратили себя в добровольных заложников Запада. Понятно, что бояться собственных, да еще и добровольных заложников невозможно в принципе, и все попытки превратить Россию в нового «глобального врага» проваливаются с унылой неуклонностью.
Возвышение Китая и формирование новой биполярной системы теоретически позволяло превратить в новую объединяющую развитые страны идеологию враждебности к нему — по аналогии с ненавистью к Советскому Союзу (и такие попытки также предпринимались). Однако, в отличие от советской цивилизации, китайская никогда не ставила под сомнение само существование Запада, не пыталась подрывать основ его существования — и, соответственно, не вызывала столь сильных чувств.
Глубокое экономическое взаимопроникновение Китая и Запада сделало его не просто близким и понятным, но и жизненно необходимым для многих элементов западной цивилизации, чего никогда не было у Советского Союза.
Наконец, сетевой характер китайской цивилизации, ее глубокое проникновение в поры западных обществ обеспечил Китаю мощнейшую систему лоббирования, создать которую советская цивилизация не могла в принципе — как из-за свойственной ей прозрачности, так и в силу чрезмерной забюрократизированности (которая в итоге и свела ее в могилу).
Однако, несмотря на все изложенное, насущная объективная потребность в общей идеологии не позволяла развитым странам отступить ни перед какими неудачами. В результате к концу 2000-х годов сложился качественно новый проект, имеющий, в отличие от всех предыдущих, некоторые шансы на успех: противостояние глобальному изменению климата, выступающего новым воплощением абсолютного зла, грозящего уничтожением всему сущему.
С точки зрения здравого смысла он выглядит абсолютным, совершенным бредом, — но такова общая участь многих ключевых в истории человечества идеологем.
Пример 14. Глобальное потепление: великая химера наших дней
Лишь с огромным трудом — и далеко не полностью — идеологи от науки научились заменять привычный им термин «глобальное потепление» более корректным «глобальное изменение климата». Во многом оздоровлению их сознания (пусть даже и частичному) способствуют периодически обходящие мир кадры новостных телерепортажей о бедуинских детях, под озадаченными взглядами взрослых играющих в снежки и сооружающих снежных баб. Всерьез рассуждать о «глобальном потеплении» на фоне жарких пустынь, заснеженных впервые на памяти живущих в них народов, действительно, представляется довольно странным.
Однако приближение к разуму в обсуждении климатической темы на этой формальной замене терминов, насколько можно судить, и заканчивается.
Прежде всего, нет полной уверенности даже в главном — в самом наличии глобального изменения климата. Действительно, большинство людей на личном опыте и опыте своих родственников согласны с тем, что «с погодой творится что-то неладное», однако длительные и при этом надежные измерения температуры ведутся лишь на незначительной части земной поверхности, что в принципе не позволяет делать глобальных выводов. Что касается «живой памяти народов», сами периодические сообщения о побитии температурных рекордов столетней давности носят довольно двусмысленный характер: получается, что схожий пик «глобальной жары» наблюдался всего лишь сто лет назад и не вызывал тогда никаких сенсационных обобщений.
Если предположить, что глобальное изменение климата действительно наблюдается, нет никаких убедительных признаков того, что оно осуществляется именно под воздействием деятельности человека. Весьма возможно, что колебания климата носят всецело природный характер и вызывается факторами, просто неизвестными нам. Классическим примером служит обмеление Каспийского моря якобы в результате деятельности человека, которое на закате существования Советского Союза вызвало сходную истерику и перекрытие залива Кара-Богаз-Гол, где происходило особо интенсивное испарение воды. После этого выяснилось, что антропогенный фактор здесь ни при чем, а колебания уровня Каспийского моря носят объективный и долговременный характер.
Обращаясь к событиям мирового масштаба, не стоит забывать, что еще совсем недавно по геоклиматическим меркам, в X веке нашей эры в Шотландии вызревал виноград — тоже без всякой промышленной деятельности человека и, соответственно, без всякого вызванного ею «парикового эффекта». Даже сегодня, после всех пропагандируемых ужасов «глобального потепления», нам еще весьма далеко до этого положения. С другой стороны, в Средние века в Европе наступил «малый ледниковый период» — опять-таки без всякой промышленной активности, всякие ссылки на которую в этом свете воспринимаются как проявление совершенно неуместной среди мало-мальски образованных людей мании величия.