Наиболее болезненные изменения, насколько можно понять, произойдут в отношениях с Западом и все более уходящими под его контроль странами СНГ.
Анализируя внешнеполитические действия российского руководства в первую «пятилетку Путина» (сменившейся в 2005 году политикой энергетической экспансии – «нефть в обмен на признание»), трудно избавиться от ощущения последовательной сдачи всех возможностей влияния в «дальнем зарубежье». Уход с принципиально значимых в стратегическом отношении военных баз в Лурдесе и Камрани (в первом случае – под аккомпанемент заведомо не соответствующих действительности обещаний развернуть мифическую группировку разведывательных спутников), крайне сдержанный подход к сотрудничеству со многими традиционными партнерами, несамостоятельная позиция в международных организациях, списание колоссальных долгов (которые, даже будучи безнадежными, являются значимыми инструментами влияния), превратившее бедствующую Россию в крупнейшего донора «третьего мира» (каким не был даже Советский Союз в лучшие свои годы!), не получающего за свою помощь ни малейших выгод, – этот перечень можно продолжать.
Однако продолжение политики Горбачева вряд ли было вызвано одним лишь желанием перещеголять его в масштабах уступок развитым странам и, соответственно, добиться от их населения большей любви, а от политических элит – большей признательности.
Горбачев, помимо личных мотивов, насколько можно понять, был движим идеей возвращения Советского Союза в «цивилизованный мир», в «мировое сообщество». Нынешнее руководство страны, более прагматичное, как представляется, преследовало более конкретную цель – «обменять» остатки влияния в «дальнем зарубежье», которое оно унаследовало от СССР и с которым, в общем, не знало, что делать, на признание развитыми странами его доминирующей роли в рамках СНГ – на постсоветском пространстве, за исключением «подобранной» Евросоюзом Прибалтики.
Этот принцип, насколько можно судить, не только не выдвигался официально и не рекламировался, но и вообще не озвучивался. Тем не менее никаких иных разумных и логичных объяснений внешней политики первой «пятилетки Путина» найти не удается.
Конечно, принципиальное отсутствие специализированных структур, занимающихся анализом, выработкой и согласованием (как с собственными «внутриполитическими» ведомствами, так и с иными государствами) внешней политики России, не может не накладывать определенный отпечаток на осмысленность и адекватность действий государства в этой сфере.
Однако даже знаменитое «ситуативное реагирование» все равно не может осуществляться вне некоей общей парадигмы – пусть не формализуемой и не осознаваемой, но подразумеваемой большинством участников внешнеполитического процесса.
Представляется, что не столько идеология, сколько схема «большого размена» с развитыми странами, и в первую очередь США, – мы вам отказ от унаследованной инфраструктуры влияния на значимые на вас регионы, а вы нам – право преимущественного влияния на наших соседей, – достаточно внятно объясняет как общую направленность, так и конкретные недочеты внешней политики России последних лет.
Представляется весьма существенным, что эта схема в целом была успешно реализована. Какими бы конспирологическими бреднями ни оправдывали кремлевские политтехнологи свою безграмотность и нечистоплотность, ставшие (наряду со знаменитым телевыступлением Путина, оказавшегося просто оскорбительным для украинцев) причиной сокрушительного фиаско на Украине, сейчас можно считать полностью доказанным, что представители США на всем протяжении «оранжевой революции» были поразительно корректны. Как минимум они не противодействовали ни возможной победе Януковича, ни потенциальной реализации более жестких сценариев, связанных с его последующей поддержкой со стороны официальных российских властей.
События в Киргизии вообще оказались полной неожиданностью для развитых стран, глубоко разочарованных ничтожностью киргизской «демократической» оппозиции.
И даже в Грузии, где роль западных фондов была широко разрекламирована, принципиально значимую часть революционных задач на самом важном, первом этапе выполнили, как можно понять, российские или связанные с российскими действующие лица, нацеленные на скорейшее решение ряда конкретных проблем (например, прекращению крайне болезненных полетов самолетов с системой АВАКС вдоль южных границ России, организации совместного патрулирования границы в районе Чечни и так далее).
Таким образом, несмотря на отсутствие оформления, лишь подразумеваемый его участниками «большой размен», по-видимому, все-таки был осуществлен в силу объективного совпадения стратегических интересов: до самого последнего момента Запад был готов с большой радостью передать глобальную ответственность за состояние не существенного, но потенциально опасного для себя постсоветского пространства российской бюрократии.
И эта схема рухнула из-за одностороннего нарушения ее не развитыми странами, но российской бюрократией, еще раз блистательно доказавшей свою неспособность к управлению чем бы то ни было. Конечно, сыграла свою роль и пресловутая административная реформа, разбившая параличом государственный аппарат, однако она лишь сделала более явными неисправимые недостатки бюрократии, полностью освободившейся от контроля со стороны общества.
С легкой руки отдельных российских бюрократов стало модным считать СНГ исключительно «ликвидационной конторой», призванной обеспечить «цивилизованный развод» и смягчить для России «фантомные имперские боли». Если трактовать значение СНГ лишь в этом, узком смысле, то его миссия действительно завершена, потребность в нем отпала, и он должен окончательно переродиться в клуб региональных лидеров, которые время от времени ведут друг с другом ни к чему не обязывающие разговоры и иногда реализуют совместные гуманитарные программы.
Возможно, такой подход к СНГ как к одному из механизмов постсоветской интеграции и верен, однако постсоветская интеграция как таковая обращена не только в прошлое, но и в будущее.
Причина этого заключается не только в общетеоретических, но тем не менее представляющихся правильными представлениях о региональной интеграции как единственном способе выживания относительно слабо развитых стран в условиях неуклонного обострения международной конкуренции в условиях глобализации.
Главная потребность в постсоветской интеграции, причем потребность именно России, носит сугубо практический характер и связана с тем, что Советский Союз, при всей разнородности его территории, являлся единым живым организмом, в значительной степени трансформировавшим все свои части и сделавшим их зависимыми друг от друга.
В результате за 15 лет, прошедших после разделения Советского Союза на национальные республики, удалось решить лишь негативную задачу разрушения большинства хозяйственных, политических и человеческих связей, соединявших эти республики в единое целое.
Решить же позитивную задачу – обеспечить способность этих государств к успешному развитию – так и не удалось. Более того: несмотря на отдельные безусловные успехи, ни одно из этих государств не демонстрирует способности к самостоятельному развитию и, следовательно, к нормальному существованию и в будущем. (Единственным исключением, и то с весьма существенными оговорками, может быть признана лишь Россия.)